"от лица русской церкви приносим вам великую благодарность". Выборы Патриарха в Русской Церкви в XX веке Собор 1943

Куда митрополит был эвакуирован в октябре года. Вскоре последовала беседа Иосифа Сталина с полковником НКВД Г. Г. Карповым , в ходе которой, согласно записи Карпова, Сталин задал ему следующие вопросы:

а) Что из себя представляет митрополит Сергий (возраст, физическое состояние, его авторитет в Церкви, его отношение к властям) ;

ж) в каких материальных условиях находятся сейчас митрополиты Сергий, Алексий и Николай ;

Получив ответы Карпова, Сталин сказал, что нужно создать специальный орган, который бы осуществлял связь с руководством Русской Церкви .

4 сентября Карпов позвонил митрополиту Сергию и сообщил о желании правительства принять высших иерархов Русской Церкви. Митрополит выразил пожелание, чтобы визит состоялся безотлагательно. Вечером того же дня в Кремле состоялась беседа митрополитов Московского Сергия, Ленинградского Алексия и Киевского Николая со Сталиным, В. М. Молотовым и Карповым о взаимоотношениях Церкви и государства. Сталин попросил митрополитов высказаться об имевшихся у Русской Церкви и у них лично назревших, но нерешенных вопросах.

Митрополит Сергий сказал, что самый главный вопрос - о центральном руководстве Русской Церкви, что он почти 18 лет является патриаршим местоблюстителем и думает, что едва ли где-то еще возможна такая ситуация, при которой с года в Церкви нет Синода . Он просил разрешения собрать Архиерейский Собор , который изберет патриарха и образует при главе Церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5-6 архиереев.

Согласившись с предложением митрополита Сергия, Сталин спросил о возможном сроке созыва Собора. Митрополит ответил, что Собор можно созвать через месяц. Тогда Сталин спросил: "А нельзя ли проявить большевистские темпы? ", поинтересовавшись мнением Карпова на этот счет. Карпов ответил, что если помочь митрополиту Сергию транспортом, предоставить самолеты, то Собор можно созвать через 3-4 дня. Договорились, что Архиерейский Собор соберётся в Москве 8 сентября.

Состав

Многих архиереев доставили на Собор военными самолетами. Почти все они были исповедниками, прошедшими через тюрьмы, лагеря и ссылки; архиепископ Сарапульский Иоанн и епископ Молотовский Александр были освобождены незадолго до Собора. В итоге в деяниях Собора участвовало 19 архиереев - все, кто в это время находился на кафедрах на не оккупированных немецкими войсками территориях:

1. Сергий (Страгородский) , местоблюститель патриаршего престола митр. Московский
2. Алексий (Симанский) , митр. Ленинградский
3. Николай (Ярушевич) , митр. Киевский
4. Сщисп. Лука (Войно-Ясенецкий) , архиеп. Красноярский
5. Иоанн (Братолюбов) , архиеп. Сарапульский
6. Андрей (Комаров) , архиеп. Казанский
7. Алексий (Палицын) , архиеп. Куйбышевский
8. Стефан (Проценко) , архиеп. Уфимский
9. Сергий (Гришин) , архиеп. Горьковский
10. Иоанн (Соколов) , архиеп. Ярославский
11. Алексий (Сергеев) , архиеп. Рязанский
12. Василий (Ратмиров) , архиеп. Калининский
13. Варфоломей (Городцов) , архиеп. Новосибирский
14. Григорий (Чуков) , архиеп. Саратовский
15. Александр (Толстопятов) , еп. Молотовский
16. Питирим (Свиридов) , еп. Курский
17. Вениамин (Тихоницкий) , еп. Кировский
18. Димитрий (Градусов) , еп. Ульяновский
19. Елевферий (Воронцов) , еп. Ростовский

Ход Собора

Собор открыл местоблюститель патриаршего престола митрополит Московский Сергий , прочитавший краткий доклад "О деятельности православной Церкви за два года Отечественной войны ". Поскольку говорить открыто о жизни Церкви в годы, прошедшие после , не было возможности, в докладе речь шла исключительно о патриотическом служении Церкви во время войны.

Затем последовал доклад митрополита Ленинградского Алексия "Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны ". Сравнивая Великую Отечественную войну с Отечественной войной 1812 года, митрополит Алексий указал на нравственные условия успеха русского воинства, общие для всех времен:

Собор принял подписанную всеми его участниками декларацию об осуждении изменников веры и Отечества, направленную против коллаборационистов из духовенства и мирян, запятнавших себя сотрудничеством с оккупационными властями и одновременно посягнувших на учинение расколов . Этот акт не исключал вынужденный контакт с администрацией оккупированных земель, но был направлен против тех, кто предавал ближних или откровенно переходил на сторону фашистов. В обращении Собора к советскому правительству была выражена готовность умножить усилия Церкви в служении правому делу спасения Родины от агрессии. Собор издал также "Обращение ко всем христианам мира", проект которого был зачитан Саратовским архиепископом Григорием (Чуковым) : в нём Собор охарактеризовал борьбу с фашизмом как проявление благородного порыва человеческого духа "нанести смерть самой войне ".

Значение и последующие события

Допустив возможность избрания патриарха , правительство СССР признало несбыточность большевистских планов полного разгрома Церкви и устранения её из жизни народа. По существу, были заключены условия своего рода "конкордата", который в основных чертах государственная власть соблюдала вплоть до начала хрущёвских гонений.

О своем избрании и интронизации патриарх Сергий сообщил Восточным патриархам: Константинопольскому Вениамину , Александрийскому Христофору II , Антиохийскому Александру III и Иерусалимскому Тимофею , направив им известительные грамоты. Из Стамбула , Каира , Дамаска и Иерусалима получены были ответные приветственные телеграммы патриархов, пришли также поздравления от глав инославных Церквей, от церковных деятелей христианского Востока и Запада. 14 сентября из Тбилиси патриарха Сергия поздравил с избранием и интронизацией католикос-патриарх Каллистрат (Цинцадзе) , предстоятель Грузинской Церкви , что стало толчком к восстановлению нарушенного евхаристического общения между Русской и Грузинской Церквами.

Деяния Архиерейского Собора стали переломными во внутренней жизни Русской Православной Церкви : спустя несколько дней было принято решение об издании "Журнала Московской Патриархии ", стали приниматься меры по укреплению дисциплины среди духовенства. 27 октября патриарх Сергий обратился в правительство с просьбой амнистировать 24 архиерея и 2 священников. 28 ноября СНК разрешил открытие в Москве и пастырских курсов и определил процедуру возобновления деятельности храмов и приходов.

Возобновилась и внешняя деятельность Московского Патриархата. В ответ на обращение руководства Англиканской церкви к советскому правительству в конце лета года с просьбой разрешить приезд своей делегации в Москву - что было признано желательным и полезным Сталиным накануне Тегеранской конференции - 19 сентября Московская Патриархия уже принимала первую высокую зарубежную делегацию: англиканского архиепископа Йоркского Сирила Гарбета.

Одновременно начался процесс повсеместного покаянного возвращения в лоно Матери-Церкви обновленцев , чему способствовала и позиция государства: 12 октября Карпов подал на имя Сталина докладную записку с предложением прекратить поддержку обновленчества и "не препятствовать распаду обновленческой церкви ". Согласие Сталина и последовательно проводимая госсударственная политика, основанная на том, что "переход обновленческого духовенства и приходов - дело внутрицерковное ", предопределили скорый конец обновленчества. Начался и процесс возвращения "Сергий (Воскресенский) разъяснил немецким властям, что выборы патриарха произведены в соответствии с каноническими нормами и не могут быть оспорены. Однако, германское командование нашло поддержку своей инициативы в Русской Православной Церкви Заграницей , 7 архиереев которой на совещании 8-13 октября года в Вене признали избрание патриарха Сергия "фактом не только неканоничным, но и не церковным, а политическим ". Германские власти категорически требовали запретить возношение на богослужениях имени патриарха Сергия. Резолюция Венского совещания была решительно осуждена митрополитом Виленским Сергием, и, хотя он вынужден был оповестить духовенство о требовании немецких властей, сам он на богослужениях всегда поминал Патриарха Сергия.

М., 1999, 119-261, 284-287. (использована фотография)

МЦВ , 1994, № 6 (103).

ЖМП , 1943, № 2, 8.

заседал 8 сентября 1943 г., первый Собор РПЦ после 1918 г. Собору предшествовала встреча Местоблюстителя Патриаршего Престола Московского митр. Сергия (Страгородского) , Ленинградского митр. Алексия (Симанского) и Киевского митр. Николая (Ярушевича) с И. В. Сталиным . В кон. авг. 1943 г. гражданская власть предложила митр. Сергию возвратиться в Москву из Ульяновска, куда митр. Сергий был эвакуирован в окт. 1941 г. 4 сент. митр. Сергию позвонил представитель Совнаркома полковник НКВД Г. Г. Карпов , сообщивший о желании правительства принять высших иерархов РПЦ. Митр. Сергий выразил пожелание, чтобы визит состоялся безотлагательно.

Позже Карпов записал содержание своей беседы со Сталиным, предварявшей звонок митр. Сергию, и вопросы, к-рые задавал ему Сталин: «а) Что из себя представляет митрополит Сергий (возраст, физическое состояние, его авторитет в Церкви, его отношение к властям); б) краткая характеристика митрополитов Алексия и Николая; в) когда и как был избран в Патриархи Тихон; г) какие связи Русская Православная Церковь имеет за границей; д) кто является Патриархами Вселенским, Иерусалимским и другими; е) что я знаю о руководстве Православных Церквей Болгарии, Югославии и Румынии; ж) в каких материальных условиях находятся сейчас митрополиты Сергий, Алексий и Николай; з) количество приходов православной Церкви в СССР и количество епископата» (МЦВ. 1994. № 6 (103)). Получив ответы Карпова, Сталин сказал, что нужно создать специальный орган, к-рый бы осуществлял связь с руководством РПЦ (7 окт. 1943 вышло Постановление СНК, в к-ром было утверждено «Положение о Совете по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР»).

Вечером 4 сент. в Кремле состоялась беседа 3 митрополитов со Сталиным, В. М. Молотовым и Карповым о взаимоотношениях Церкви и гос-ва. Сталин попросил митрополитов высказаться об имевшихся у Русской Церкви и у них лично назревших, но нерешенных вопросах. Митр. Сергий сказал, что самый главный вопрос - о центральном руководстве РПЦ, что он почти 18 лет является Патриаршим Местоблюстителем и думает, что едва ли где-то еще возможна такая ситуация, при к-рой с 1935 г. в Церкви нет Синода. Митр. Сергий просил разрешения собрать Архиерейский Собор, к-рый изберет Патриарха и образует при главе Церкви Свящ. Синод как совещательный орган в составе 5-6 архиереев. Согласившись с предложением митр. Сергия, Сталин спросил о возможном сроке созыва Собора. Митр. Сергий ответил, что Собор можно созвать через месяц. Этот срок, очевидно, не соответствовал видам Сталина, и он спросил: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» - поинтересовавшись мнением Карпова на этот счет. Карпов ответил, что если помочь митр. Сергию транспортом, предоставить самолеты, то Собор можно созвать через 3-4 дня. Договорились, что А. С. соберется в Москве 8 сент. Допустив возможность избрания Патриарха, правительство признало несбыточность большевистских планов полного разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. По существу, были заключены условия своего рода «конкордата», к-рый в основных чертах гос. власть соблюдала вплоть до начала хрущёвских гонений (см. Хрущёв Н. С.).

А. С. состоялся через 4 дня после встречи в Кремле в новом здании Патриархии в Чистом пер. в Москве. В его деяниях участвовало 19 архиереев - все, кто в это время находился на кафедрах на не оккупированных нем. войсками территориях: митрополиты Сергий (Страгородский), Ленинградский Алексий (Симанский), Киевский Николай (Ярушевич), архиепископы Красноярский свт. Лука (Войно-Ясенецкий) , Сарапульский Иоанн (Братолюбов) , Казанский Андрей (Комаров) , Куйбышевский Алексий (Палицын) , Уфимский Стефан (Проценко) , Горьковский Сергий (Гришин) , Ярославский Иоанн (Соколов) , Рязанский Алексий (Сергеев) , Калининский Василий (Ратмиров) , Новосибирский Варфоломей (Городцов) , Саратовский Григорий (Чуков) , епископы Молотовский Александр (Толстопятов) , Курский Питирим (Свиридов) , Кировский Вениамин (Тихоницкий) , Ульяновский Димитрий (Градусов) и Ростовский Елевферий (Воронцов) . Мн. архиереев доставили на Собор на военных самолетах. Почти все они были исповедниками, прошедшими через тюрьмы, лагеря и ссылки, архиеп. Сарапульский Иоанн (Братолюбов) и еп. Молотовский Александр (Толстопятов) были освобождены незадолго до Собора.

А. С. открыл Местоблюститель Патриаршего Престола, прочитавший краткий доклад «О деятельности православной Церкви за два года Отечественной войны». Это был, конечно, не отчетный доклад в общепринятом смысле слова, поскольку говорить открыто о жизни РПЦ в годы, прошедшие после Поместного Собора 1917-1918 гг. , не было возможности, в докладе речь шла исключительно о патриотическом служении Церкви во время войны. Затем Собор заслушал доклад митр. Ленинградского Алексия «Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны». Сравнивая Великую Отечественную войну с Отечественной войной 1812 г. , митр. Алексий указал на нравственные условия успеха рус. воинства, общие для всех времен: «Твердая вера в Бога, благословляющего справедливую брань; религиозный подъем духа; сознание правды ведомой войны; сознание долга перед Богом и Родиной». Затем митр. Алексий поставил вопрос об избрании Святейшего Патриарха и предложил кандидатуру митр. Сергия, предложение было единодушно одобрено всеми участниками Собора. Митр. Сергий поблагодарил преосвященных за избрание его Патриархом и предложил формулу поминовения Святейшего Патриарха: «Святейшего отца нашего Сергия, Патриарха Московского и всея Руси».

Митр. Сергий предложил избрать Свящ. Синод при Патриархе из 3 постоянных и 3 временных членов. Временных членов предполагалось выбирать на полугодовые сессии по 1 архипастырю от каждой из 3 групп епархий: сев.-вост., центр. и юж. в порядке старшинства. Постоянными членами Синода Собор избрал митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), а также архиеп. Горьковского Сергия (Гришина). Временными членами в Синод приглашены были архиепископы Куйбышевский Алексий (Палицын), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий) и Ярославский Иоанн (Соколов), а также управляющий делами Московской Патриархии прот. Николай Колчицкий . Полномочия нового Синода отличались от полномочий того, к-рый был учрежден определениями Поместного Собора 1917-1918 гг. о высших органах церковного управления: Поместный Собор в свое время предусматривал для Синода более самостоятельный статус, новый же Синод образовали при Патриархе. Опыт, приобретенный РПЦ в 20-30-х гг. XX в., показал особую ответственность первосвятительского служения, т. к. в пору гонений, при внешних и внутренних расколах и разделениях, для многомиллионной паствы главным духовным ориентиром, помогавшим различать, где правосл. Церковь, а где схизмы, была личность первого архиерея - Патриарха Тихона , потом митрополитов сщмч. Петра и Сергия.

А. С. принял подписанную всеми его участниками декларацию об осуждении изменников веры и Отечества, направленную против коллаборационистов из духовенства и мирян, запятнавших себя сотрудничеством с оккупационными властями и одновременно посягнувших на учинение расколов. Разумеется, этот акт был направлен не против тех священнослужителей, к-рые, находясь на оккупированной территории, вынуждены были вступать в контакты с нем. властями по вопросам, связанным с открытием храмов, епархиальной и приходской жизнью, контролировавшейся нем. администрацией. Он касался священнослужителей, предававших ближних или откровенно переходивших на сторону фашистов. В обращении Собора к советскому правительству была выражена готовность умножить усилия РПЦ в служении правому делу спасения Родины от фашистской агрессии. А. С. издал также «Обращение ко всем христианам мира», проект к-рого был зачитан Саратовским архиеп. Григорием (Чуковым). В нем Собор охарактеризовал борьбу с фашизмом как проявление благородного порыва человеческого духа «нанести смерть самой войне».

Интронизация новоизбранного Патриарха состоялась 12 сент., по окончании литургии Патриарх Сергий обратился к пастве, молившейся в кафедральном Богоявленском соборе со словом, в к-ром дал оценку состоявшемуся Собору и избранию Патриарха: «Собор преосвященных архипастырей своим единогласным решением от 8 сентября постановил усвоить мне титул Патриарха Московского и всея Руси. Таким образом, наша Русская Церковь этим актом получила всю полноту канонического возглавления, управления и молитвенного предстательства… В моем положении по внешности как будто ничего не изменилось с получением патриаршего сана. Фактически я уже в течение 17 лет несу обязанности Патриарха. Это так кажется только по внешности, а на самом деле это далеко не так. В звании патриаршего Местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран Патриарх, он и исправит все допущенные ошибки. Теперь же, когда облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божьей правде и вести людей к вечному спасению» (ЖМП. 1943. № 2. С. 8).

О своем избрании и интронизации Патриарх Сергий сообщил Вост. Патриархам: К-польскому Вениамину , Александрийскому Христофору II , Антиохийскому Александру III и Иерусалимскому Тимофею , направив им известительные грамоты. Из Стамбула, Каира, Дамаска и Иерусалима получены были ответные приветственные телеграммы Патриархов, пришли также поздравления от глав инославных Церквей, от церковных деятелей христ. Востока и Запада. Из Тбилиси Патриарха Сергия поздравил с избранием и интронизацией Католикос-Патриарх Каллистрат (Цинцадзе) , глава Грузинской Церкви, общение с к-рой у РПЦ было прервано в 1917 г.; эта телеграмма давала надежду на прекращение разделения и восстановление евхаристического общения.

Деяния А. С. стали переломными во внутренней жизни РПЦ: спустя неск. дней было принято решение об издании «Журнала Московской Патриархии» , стали приниматься меры по укреплению дисциплины среди духовенства. 27 окт. Патриарх Сергий обратился в правительство с просьбой амнистировать 24 архиеря и 2 священников. 28 нояб. СНК разрешил открытие в Москве Богословского ин-та и пастырских курсов и определил процедуру возобновления деятельности храмов и приходов. Возобновилась и внешняя деятельность РПЦ - уже 19 сент. Московская Патриархия принимала первую высокую зарубежную делегацию - Архиепископа Йоркского Сирила Гарбета, представлявшего Англиканскую Церковь . Руководство Англиканской Церкви в кон. лета 1943 г. обратилось к советскому правительству с просьбой разрешить приезд своей делегации в Москву, накануне Тегеранской конференции такой визит и особенно встреча членов делегации с Патриархом РПЦ были признаны Сталиным желательными и полезными.

Одновременно начался процесс повсеместного покаянного возвращения в лоно Матери-Церкви обновленцев, чему способствовала и позиция гос-ва: 12 окт. Карпов подал на имя Сталина докладную записку с предложением прекратить поддержку обновленчества и «не препятствовать распаду обновленческой церкви». Согласие Сталина и последовательно проводимая гос. политика, основанная на том, что «переход обновленческого духовенства и приходов - дело внутрицерковное», предопределили скорый конец обновленчества. Начался и процесс возвращения «григорианцев» (см. Григорианский раскол) различных групп «непоминающих» и «непримиримых» - «иосифлян» (см. Иосиф (Петровых)), «истинно православных христиан» (см. Истинно Православная Церковь), «викториан» и др., многие из них в военные годы практически прекратили свою деятельность или превратились в небольшие группы.

Избрание Патриарха, демонстрировавшее начало нормализации церковно-гос. отношений в СССР, вызвало немедленную реакцию со стороны нем. руководства: в нач. окт. 1943 г. Главное управление имперской безопасности совместно с Министерством вост. территорий наметило проведение неск. конференций правосл. духовенства оккупированных территорий, на к-рых предполагалось принять резолюции о неканоничности избрания Патриарха Сергия, но митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) разъяснил нем. властям, что выборы Патриарха произведены в соответствии с каноническими нормами и не могут быть оспорены. Поддержку своей инициативы германское командование нашло в Русской Православной Церкви за границей , 7 архиереев к-рой на совещании 8-13 окт. 1943 г. в Вене признали избрание Патриарха Сергия «фактом не только неканоничным, но и не церковным, а политическим». Германские власти категорически требовали запретить возношение на богослужениях имени Патриарха Сергия. Резолюция Венского совещания была решительно осуждена митр. Сергием (Воскресенским), и, хотя он вынужден был оповестить духовенство о требовании нем. властей, сам он на богослужениях всегда поминал Патриарха Сергия.

Арх.: Дневники митр. Алексия (Симанского) за 1943 г. // Архив ЦНЦ.

Прот. Владислав Цыпин

Митрополит Сергий в первый же день войны написал «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором призвал православный русский народ на защиту Отечества. С патриотическими посланиями к пастве обращались ближайшие сподвижники Местоблюстителя: митрополиты Алексий и Николай. Все страшные дни блокады Митрополит Ленинградский оставался со своей паствой в голодном и холодном городе на Неве. По всей стране в православных храмах служились молебны о даровании победы.

В 1942 году Московская Патриархия выпустила книгу «Правда о религии в России» предисловие к которой написано Главой Русской Церкви. В нем говорится: «Эта книга есть ответ прежде всего на «крестовый поход» фашистов, предпринятый ими якобы ради «освобождения» нашего народа и нашей Православной Церкви от большевиков». Линия поведения нашей Русской Церкви в отношении фашистского «крестового похода» определяется просто. Фашистский «крестовый поход» уже разразился над нашей страною, уже заливает ее кровью, оскверняет наши святыни, разрушает исторические памятники, изощряется в злодеяниях над безоружным населением... Ясно, что мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага какие-либо льготы или выгоды... Ясно, что Церковь раз и навсегда должна соединить свою судьбу с судьбою паствы на жизнь и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение лежащего на ней долга, как мать, видящая смысл жизни в спасении ее детей».

В приходах проводился сбор средств на нужды обороны, на подарки бойцам, на содержание раненых в госпиталях и сирот в детских домах. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение колонны имени Димитрия Донского. В ответ на призыв Первоиерарха духовенством и мирянами собрано было более 400 тысяч рублей. В декабре 1942 года, после решительного перелома на фронтах второй мировой войны, митрополит Сергий от лица Русской Православной Церкви обратился к румынским пастырям и православному румынскому народу, втянутому в войну с единоверной Россией, с призывом отречься от союза с Германией.

Грозная опасность, нависшая над самим существованием государства, необходимость всенародного единения для победы над врагом, патриотическая позиция Русской Церкви побудили Советское правительство к изменению религиозной политики. Начали открываться приходы, закрытые в 30-е годы; многие из оставшихся в живых священнослужителей были освобождены из лагерей и смогли возобновить служение в храмах. Возобновились архиерейские хиротонии (рукополагались как правило предварительно постриженные в монахи вдовые протоиереи). В советской печати практически прекратилась антирелигиозная полемика. Журналы, издаваемые «Союзом воинствующих безбожников», перестали выходить за недостатком бумаги, и даже сам Союз прекратил свое существование без его официального роспуска. Были закрыты и некоторые антирелигиозные музеи. Свидетельством признания патриотических заслуг духовенства со стороны Правительства явилось назначение митрополита Киевского Николая членом Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

31 августа 1943 года Глава Русской Церкви митрополит Сергий возвратился из Ульяновска в Москву, от которой к тому времени фронт откатился далеко на Запад. Вскоре в столицу прибыл и митрополит Ленинградский Алексий. 4 сентября митрополиты Сергий, Алексий и Николай были приглашены в Кремль для встречи с Председателем Совнаркома И.В.Сталиным. Состоялась беседа, в которой принял участие и заместитель Главы Правительства В.М.Молотов. Он сказал, что Правительство хочет знать нужды Церкви. Митр. Сергий указал на необходимость широкого открытия храмов, количество которых совершенно не удовлетворяет религиозные потребности народа. Он также заявил о необходимости созыва Собора и выборов Патриарха. Наконец, он заявил о необходимости широкого открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Затем после чаепития началась деловая беседа, затянувшаяся до трех часов ночи. В ней, помимо Сталина и Молотова, участвовали также технические эксперты. Беседу эту можно назвать в полном смысле этого слова исторической. В тот момент, после десятилетий террора, направленного против Церкви, новый порядок являлся, несомненно, прогрессивным шагом, так как означал возможность легального существования Православной Церкви. В конце беседы престарелый, больной митрополит был страшно утомлен. Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал ему на прощание следующую фразу: «Владыко! Это все, что я могу в настоящее время для Вас сделать». И с этими словами простился с иерархами.

Архиерейский Собор состоялся 4 дня спустя после беседы в Кремле – 8 сентября 1943 года. В деяниях Собора, проходившего в здании Патриархии, участвовало 19 архиереев. Некоторые из них доставлены были в Москву из лагерей и ссылок. Митрополит Сергий выступил на Соборе с докладом о патриотическом служении Церкви в Великую Отечественную войну. Первоочередным делом Собора было избрание Патриарха. Митр. Алексий сказал: «Владыка митрополит Сергий в течение 17 лет фактически несет обязанности Патриарха, поэтому я полагаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви в звании Патриаршего Местоблюстителя». Предложение было встречено единодушным одобрением. Собор архиереев избрал Священный Синод Русской Православной Церкви, членами которого стали митрополиты Ленинградский Алексий и Киевский Николай, архиепископы Куйбышевский Алексий, Горьковский Сергий, Красноярский Лука, Ярославский Иоанн. Собор вынес также постановление с осуждением коллаборационистов: «Всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана». 19 сентября состоялась интронизация Патриарха в кафедральном Богоявленском соборе. После избрания Патриарха сделаны были дальнейшие шаги на пути нормализации взаимоотношений между Православной Церковью и Советским Правительством. 8 октября 1943 года был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. В его компетенцию входило содействие в установлении связей между Правительством и Московской Патриархией. Председателем Совета стал Г. Г.Карпов.

Мы всё больше привыкаем называть вторым восстановлением патриаршества встречу И. Сталина, В. Молотова и Г. Карпова с тремя митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем), произошедшую 4 сентября 1943 года, и последовавший 8 сентября собор, после которого митрополит Сергий стал патриархом.

Это событие, безусловно, имеет очень большое значение и серьезные внутренние и внешние последствия в церкви и обществе. Заканчивался период открытых гонений, начатых в 1917 году большевиками, которые не стеснялись быть разрушителями церкви и даже ввели это в свою официальную политику, создав Союз воинствующих безбожников и передав руководство в нем не просто людям неверующим, а агрессивно антихристианским, антицерковным, что всегда важно помнить. Начинался другой период жизни страны, связанный с новым положением нашего государства в мире в конце Второй мировой войны. Сейчас оценить все последствия трудно, и трудно понять, как это могло быть воспринято, потому что народ, конечно, никто не спрашивал. Общество, имеющее какое-то свободное, непринужденное единство, общение или мнение было разгромлено. Церковный народ в то время был точно так же разможжён советской властью и находился в духовном обмороке, правильнее даже было бы сказать в коме.

Весь народ остался без своих старых дореволюционных вождей и авторитетов, без надежды обрести новых, кроме захвативших власть, без какой бы то ни было доброй инициативы, потому что всякий инициативный человек был уничтожен или сидел, или был изгнан из страны. Те, кто тогда потянулся в храмы, которых оставалось очень мало, кроме западных областей – этот народ уже ничего не боялся, потому что терять было просто нечего, кроме собственной жизни, уже всячески искалеченной. В основном это были очень пожилые женщины, которые уже не реагировали на коллаборационизм в церкви. А Сталину с его стратегическими намерениям выйти на мировую арену с новым витком мировой революции понадобилась церковь – потому что то, что он сделал с церковью, слишком дискредитировало его политику, что бы ни говорили об этом церковные иерархи.

Вот поэтому Сталин в сентябре 1943 года приглашает к себе трех митрополитов и делает им некоторые предложения, от которых они не могут отказаться. Впрочем, делает он это, как бы идя навстречу, выражая не то что сочувствие, а солидарность в каких-то моментах. Сталин умел играть, он был в этом смысле весьма неплохим политиком и умел производить впечатление.

Эта встреча и происшедший моментально архиерейский собор фактически стали вторым восстановлением патриаршества после того восстановления, которое срочно было произведено – пусть и не очень соборно – сразу после Октябрьского переворота на Соборе 1917-1918 годов. В 1918 году патриаршество себя может быть не целиком, но хоть в какой-то степени оправдывало. Впрочем, еще при патриархе Тихоне стало ясно, что без серьезных компромиссов с властью ничего в стране официально не сделаешь. А церковь привыкла жить официально, привыкла быть всегда под патронатом государства и по-другому себя не мыслила. Вспомним хотя бы наличие большого количества храмов, которые не могли содержать сами верующие и церковные общины. Это чаще всего были или ружные храмы, находящиеся под «ругой» – материальной опекой государства, или частные храмы, которые строили и содержали богатые люди.

Внутренняя логика жизни церкви в Константиновский период своей истории требовала налаживания отношений с государством любой ценой. Но цена в 1917-1918 годах или в начале 20-х – в любом случае до смерти патриарха Тихона – была одна, а в 1943 – уже другая. Второе восстановление патриаршества в 1943 году было еще менее оправдано, но в каком-то смысле еще более необходимо. Потому что восстановление патриаршества означало какое-то признание и хоть какое-то покровительство со стороны государства. Ведь церковь в лице этих трех митрополитов по-прежнему ориентировалась на старую модель государственно-церковных отношений, на старую экклезиологическую* модель жизни.

Все что оставалось церкви, включая ее внутреннее устройство, и приходское, и епархиальное – все это было вынесено из старой эпохи, ушедшей навсегда. Но жить по-другому церковь не умела. И хотя она стала учиться это делать еще с конца XIX века, но неохотно и со скрипом, благословляя существование братств, общин, другие свободные новые формы жизни церкви типа монастыря в миру и иночества в миру. Все это было ново для церкви и не имело ничего общего с имеющимся сводом канонов, но это соответствовало жизни, которая развивалась очень бурно, особенно начиная с 1917 года.

В начале 1918 года патриарх Тихон в своем послании от 1 февраля благословил создание духовных союзов, общин, братств и призвал это делать как можно интенсивнее. Однако экклезиологических выводов из этого почти не было сделано не только в нашей стране, но и в зарубежных епархиях. Собор 1917-1918 годов дал некоторые возможности для развития инициативы мирян, дал им возможность проповедовать в храмах, надеяться на возможность общинной жизни, неформальной, живой, реальной, и даже готов был разрешить служить женщинам в качестве дьяконисс и много чего еще. Но советская власть это, конечно, хорошо понимала и принимала контрмеры. Соборность была полностью отменена. Она не могла себя никак выражать. Те соборы, которые формально собирались для избрания патриархов, начиная со второго восстановления патриаршества, конечно, были целиком и полностью контролируемыми властью, и церкви нельзя было отступить ни на шаг от ее предписаний.

Вот это самое главное. Новая экклезиология, которую мы называем общинно-братской, а также экклезиология евхаристическая по существу воплощаться в церкви уже не могли. Должны были бы воплощаться, но не могли. И всё же те пути, которые открыл своей Церкви Господь на рубеже XIX-XX веков, не были вовсе забыты и оставлены. Теперь мы знаем, что, слава Богу, не только Преображенское братство открыло новый путь жизни церкви и новую форму ее отношений с обществом, с государством, народом, внутри самой себя. Да, мы открыли это самостоятельно, но вообще-то это было открыто раньше, и на самом деле всегда в истории церкви так или иначе проявляли себя общинно-братские черты, хотя они в ней всегда прятались. Порой братства были гонимы и в доконстантиновский период, что ж говорить про константиновский или советский, или, еще хуже того, про постсоветский – очень неоднозначный период нашей церковной истории.

Да, надежда есть, да, путь показан, и не случайно нам многие священники говорят: что было бы с церковью, если бы не было вашего братства, мы не знаем; мы не знали вообще, есть церковь или нет, где ее можно увидеть. Многие священники считают, что церкви нет. И это касается не только нашей церкви, это имеет распространение более широкое. Интересно, что, скажем, Русский экзархат Западной Европы, оставшийся под Константинополем и после падения советской власти, тоже считает себя продолжателем дела Поместного Московского собора 1917-1918 годов. И действительно, там многое сохранено и делается, и там обстановка другая. Приверженцем исполнения решений Собора был и митрополит (Блум). Но при этом очень большие пережитки поместно-приходской клерикалистской экклезиологии существуют и там, что, конечно, не способствует расцвету церковной жизни, расцвету творчества, свободы, личностности, соборности, любви и познания истины.

Антропологическая катастрофа, явившаяся на свет после великой Русской Катастрофы XX века, конечно, никуда не делась – она продолжается, и поэтому говорить о голосе народа в церкви невозможно. Он тоже целиком и полностью подавляется и искажается, и церковь находится в крайне тяжелом состоянии. Даже можно сказать словами одной из молитв, что «церковь в параличе, почти при смерти». Мы все в этом должны каяться, потому что слишком плохо это понимаем, слишком мало делаем для того, чтобы это преодолеть.

В этом смысле важен наш Форум национального покаяния и возрождени я. Он дает новую надежду абсолютно для всех и даже не только для членов церкви. Этот Форум, это сообщество несет в себе потенции для реального общенационального и церковного возрождения.

Подготовил Олег Глаголев

* Экклезиология – раздел богословия, изучающий природу и устройство церкви.

Сразу после встречи церковных деятелей со Сталиным началось практическое претворение в жизнь достигнутых договоренностей.

8 сентября в новом здании патриархии, уже наскоро преображённом - прежде всего, в главном доме усадьбы был устроен крестовый храм в честь Владимирской иконы Божьей Матери, зал заседаний Синода (Красный зал), другие представительские помещения и личные покои святейшего владыки Сергия - собрался Архиерейский собор Русской православной церкви. Съехалось 19 иерархов: три митрополита, 11 архиепископов и пять епископов. Удивление и волнение читалось на лицах собравшихся, многие из которых не видели друг друга много лет и даже десятилетий, будучи в заключении, да к тому же буквально только что сошли с трапа самолетов или с поездов, доставивших их в Москву.

В 11 утра пением тропаря Казанской иконе Божьей Матери «Днесь светло красуется славнейший град Москва» открылись заседания Собора. В его повестке значилось семь вопросов, касавшихся устроения церковной жизни, но все понимали, что главным будет вопрос об избрании патриарха Московского и всея Руси.

Открыл собор патриарший местоблюститель митрополит Сергий. Он прочитал доклад о патриотической деятельности церкви в военное время, напомнил о выпущенных им двадцати трёх посланиях и ряде посланий правящих архиереев; о сборе средств и других пожертвований на оборону страны. Отдельно прозвучала информация о встрече со Сталиным и достигнутых в ходе неё договоренностей. Ключевыми фразами, объяснявшими патриотическую позицию церкви, стали сле­дующие слова митрополита к собравшимся: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что прежде, чем мы успели определить как-нибудь своё положение, оно уже определилось - фашисты напали на нашу страну, её опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили… Так что даже простое приличие не позволило бы нам занять какую-нибудь другую позицию, кроме той, какую мы заняли, то есть безусловно отрицательную ко всему, что несет на себе печать фашизма, печать враждебности к нашей стране».

Затем перед иерархами с докладом «Долг христианина пред Церковью и Родиной в эпоху Отечественной войны» выступил митрополит Алексий (Симанский). Всё содержание доклада было посвящено ответу на вопрос, который митрополит сам же перед собой и поставил: «Где же и как выковывается победа?» Его ответ заключался в том, что для победы нужны не только «усовершенствованные орудия борьбы: воздушные истребители и бомбардировщики, бронепоезда и танки, пулемёты и артиллерия», но и «нравственные условия победы», дающие воодушевление воинству и народу, помогающие переносить лишения и жертвы и зовущие к Победе. А это - твёрдая вера в Бога, религиозный подъём духа, сознание правды ведомой войны, сознание долга пред Богом и Родиной.

По окончании доклада он обратился к главной теме, ради которой, собственно, и собрались иерархи, - к избранию патриарха. Алексий говорил:

В настоящее время мы здесь собрались Собором епископов, чтобы избрать святейшего патриарха. Я думаю, что этот вопрос бесконечно облегчается для нас тем, что у нас имеется уже носитель патриарших полномочий… Я считаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для церкви в звании патриаршего местоблюстителя.

Обращение митрополита встречено было с восторгом, раздались возгласы:

Просим, просим! Аксиос! (Достоин!)

Может быть, есть другое мнение? - спросил митрополит Сергий, привстав из-за стола.

В ответ раздалось:

У нас полное единение, епископат единодушен в своем мнении.

Все встали и трижды пропели:

Услышав единогласное мнение Собора, митрополит Сергий ответил кратким прочувствованным словом:

Это избрание меня патриархом будет продолжением того служения, которое выпало мне много лет назад. Но теперь оно делается только более ответственным, потому что сопровождается такой необычной почётностью, которая требует и необычайного исполнения этого служения. Я благодарю за то, что вы остановились на мне и вручаете мне продолжение служения в новом звании. Прошу у всех молитв и всяческого содействия.

Митрополит Алексий объявил формулу поминовения святейшего патриарха, которая звучала отныне так: «Святейшего Отца нашего Сергия, патриарха Московского и всея Руси».

Сергий (Страгородский)

В общем воодушевлении члены Собора встали и пропели тропарь Святой Троице «Благословен еси, Христе Боже наш». Протодиакон произнес первое официальное публичное многолетие: «Блаженнейшему Сергию, митрополиту Московскому и Коломенскому, избранному патриарху Московскому и всея Руси». Так свершилось главное дело Собора. Церковь обрела своего возглавителя.

В тот же день был избран и Священный синод при патриархе, состоявший их трёх постоянных и трёх временных членов. Постоянными членами стали митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), архиепископ Горьковский Сергий (Гришин). Временных членов предполагалось выбирать в порядке старшинства на полугодовые сессии от каждой из трёх групп епархий: северо-восточной, центральной и южной. Первыми, кто был приглашен, стали архиепископы Куйбышевский Алексий (Палицын), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Ярославский Иоанн (Соколов).

Одновременно Собор принял ряд важных церковно-общественных документов: декларацию об осуждении изменников веры и Отечества из числа духовенства и верующих, запятнавших себя предательством и сотрудничеством с оккупантами; обращение к советскому правительству с выражением благодарности за внимание к «нуждам Русской православной церкви» и благословение на труды правительства СССР; обращение ко всем христианам мира с призывом «дружно, братски, крепко и мощно объединиться во имя Христа для окончательной победы над общим врагом».

12 сентября, в День памяти святого князя Александра Невского, покровителя земли Русской, в Богоявленском кафедральном соборе состоялась интронизация (возведение на престол) новоизбранного патриарха. Встреченный всем Собором епископов и представителями московского духовенства и паствы патриарх, приложившись к кресту, поднесенному кафедральным протоиереем, взошел на кафедру посередине храма. Протоиерей Колчицкий огласил Деяние Собора об избрании митрополита Сергия и о присвоении ему звания Святейшего патриарха Московского и всея Руси. Весь сонм духовенства, а за ним и вся полная народу церковь провозгласили троекратное «Аксиос!». Митрополит Киевский Николай поднёс патриарху куколь, тот возложил его на себя. Вслед за этим митрополит Ленинградский Алексий поднёс Святейшему патриарший жезл. Протодиакон вновь возгласил многолетие.

Затем последовали выступления маститых иерархов, из их речей зримо предстал жизненный путь патриарха - выдающегося богослова и церковного деятеля. Особенно выделялась его деятельность во времена «раздора и разброда в Церкви» в 1920-1930-х годах, заслуги его как «церковного кормчего» в период местоблюстительства. Архиепископ Григорий (Чуков) так выразил общее настроение: «Тяжёлый крест выпал на долю митрополита Сергия; скорбен был путь, которым пришлось идти ему - второму местоблюстителю, и епископы не все признавали его, и в народе враги Церкви старались возбудить против него злые слухи, но он - глубоко убежденный православный канонист - твёрдо отмежевался от всякой нелояльной в отношении государства работы, на которую толкали его некоторые из его собратьев епископов. Он помнил слова Христа: “Воздадите кесарево кесарю и Божие Богу”, и эти божественные слова легли в основу его деятельности как патриаршего местоблюстителя. Он занялся исключительно устроением Церкви и твёрдо держался строгой церковной линии».

В день интронизации Сергий обратился к пастве со своим первым патриаршим посланием. Извещая верующих о «восприятии патриаршего сана», Сергий призвал их «трудиться над очищением церковной ограды от всяких нестроений», устроять церковную жизнь по церковным правилам, охранять православную веру, всемерно участвовать в общецерковном подвиге противостояния захватчикам 10 .

С избранием на Патриарший престол патриарх Сергий получил множество телеграмм, писем, посланий от духовенства и верующих Советского Союза, а также из-за границы: из Стамбула, Дамаска, Иерусалима, Ливана, Лондона. Из Нью-Йорка пришло поздравительное письмо от митрополита Вениамина (Федченкова), который писал: «…хотя формы избрания Вашего не отвечали по букве постановлению Московского Собора 1917-18 гг. (разумеем путь жребия из трёх кандидатов), но, как изволили Вы и сами учить нас, Церковь есть Божий орган, и, как таковой, Она - свободна, - подобно как свободен и Сам Дух Святой, действующий в ней, и Церковь вольна принимать формы, какие ей угодны. В данном случае воля Церкви в избрании именно Вашего Святейшества была совершенно очевидна. И потому если и не соблюдена была буква, то исполнена воля той же самой Церкви, которая в свое время избрала иную форму. Буди благословенно имя Церкви Божией, Исполла Вашему Святейшеству и всем братиям Вашим, соепископам, действительно единодушно исполнившим волю Церкви». Пришла телеграмма и с родины патриарха, из Арзамаса, от священника Николая Попова, писавшего: «От лица всех верующих Арзамаса поздравляю с избранием на высокий пост. Многая лета патриарху всея Руси».

Казалось, в жизни Сергия после избрания патриархом внешне ничего не изменилось. Но если в звании местоблюстителя он мог надеяться, что его человеческие слабости и ошибки будут исправлены законно избранным патриархом, то теперь, облеченный новыми правами и обязанностями, Сергий, не имея права на ошибку, должен был поступать по «правде Божией», чтобы вести людей к «вечному спасению»… Легла на него и другая сложная и ответственная роль - предстательствовать перед государством за всю церковь.

Избрание патриарха Московского воспринято было с одобрением не только в Советском Союзе миллионами верующих, но и большинством зарубежных автокефальных православных и иных христианских церквей. Поздравительные послания по случаю своего избрания Сергий получил от патриархов Константинопольского, Александрийского и Антиохийского. Эти свидетельства восстановления, пока заочно, связей с зарубежными религиозными центрами давали надежду, что в самом ближайшем будущем станут возможны и посещения Москвы главами и делегациями христианских церквей, и поездки делегаций русской церкви за рубеж.

Постепенно в лоно Патриаршей церкви стали возвращаться епископы и духовенство, относившиеся к числу так называемых «непоминающих», тех, кто отделился от неё в конце 1920-х годов после подписания митрополитом Сергием декларации 1927 года. Наиболее авторитетный среди «непоминающих» епископ Афанасий (Сахаров) из Мариинских лагерей прислал Сергию поздравление по случаю избрания на Патриарший престол и просил принять его в общение с церковью. Вслед за ним на этот путь встали и другие епископы из числа «непоминающих». За ними пошла и паства. Лишь небольшая её часть, называвшая себя «истинными православными христианами», осталась вне Патриаршей церкви. Их немногочисленные группы находились в Воронежской и Тамбовской областях, на Северном Кавказе и в Сибири. Властями они рассматривались как «антисоветские организации», в отношении которых допустимы меры административно-репрессивного характера вплоть до арестов и ссылок.

По мере возрождения церкви Сергий стремился к тому, чтобы каждый храм имел священника. Большие надежды при этом возлагались на духовные учебные заведения, управление которыми должен был взять на себя Учебный комитет во главе с митрополитом Ленинградским Григорием (Чуковым) в составе Н. Ф. Колчицкого и профессора С. В. Савинского. Комитет, понимая, что в короткое время ему не удастся найти достаточное количество преподавателей, просил разрешения на въезд в СССР нескольких профессоров-богословов из-за рубежа, но поддержки эта просьба не нашла. Уже в конце октября 1943 года были разработаны основные документы, относящиеся к деятельности богословского института и богословско-пастырских курсов в Москве. Они активно обсуждались и в Синоде, и в совете. Церковь первоначально надеялась, что под нужды школ будут возвращены здания бывших духовных учебных заведений: в Харитоньевском переулке, на улице Ордынка или на территории бывшего Новодевичьего монастыря. В основу программ богословских школ были положены соответствующие программы дореволюционных академий и семинарий. По инициативе Карпова в программу введен был курс, посвященный изучению Конституции СССР и законодательства о религиозных культах. Перечень учебных предметов, предполагаемых к изучению в духовных школах, выглядел следующим образом:

Председатель совета всемерно содействовал ускорению процесса открытия духовных школ. Ему приходилось преодолевать сопротивление отдельных сотрудников аппарата совета, которые «не видели необходимости» в открытии духовных школ. Выступая на заседании членов совета, Карпов говорил: «Отказать в этом вопросе - значит подчеркнуть обратное, а не декларируемую свободу совести. Церковь нуждается в кадрах. Подготовка новых священнослужителей несколько освежит и даст возможность иметь молодой состав, который родился и обжился в условиях советской современной обстановки. Они не вкусили ту психологию, мораль, политику, которая была в период монархизма».

Как было условлено на сентябрьской встрече в Кремле, со всеми вопросами, по которым требовалось решение правительства, церковь должна была предварительно обращаться в Совет по делам Русской православной церкви. Вот и на этот раз глухой осенью 1943 года патриарх приехал в совет и вошел в кабинет Карпова.

Георгий Григорьевич, - после приветствия начал Сергий, - еще на Архиерейском соборе мы условились начать практическую работу по открытию богословского института. Я хотел бы услышать ваше мнение о кандидатуре протоиерея Боголюбова, которого мы хотели бы поставить во главе института.

Иван Николаевич, - по заведенной традиции Карпов чаще всего именно так обращался к патриарху, - дело ваше… - Председатель встал, подошел к книжному шкафу в глубине своего кабинета и продолжил: - Здесь у меня томики «Деяний» Поместного собора 1917-1918 годов. Закладки разные… Могу зачитать, что Боголюбов говорил о большевиках, о власти советской, его призывы к борьбе…

Да ведь это всё в прошлом, - заверил Сергий. - Сейчас другое время, другие условия. Что этим попрекать.

Всё так. Но нам не хотелось бы, чтобы молодое поколение православного духовенства начинало свое образование у этого человека.

Ну, раз так, - со вздохом проговорил патриарх, - пусть будет по-вашему. Только трудно нам будет другого сыскать… Кадров-то церковных нет.

Ваше святейшество, - спросил вдруг Карпов, - не слышно ли чего о митрополите Александре Введенском?

Как не слышно, на днях аудиенцию просил. Не принял я его. Не о чем мне с ним говорить.

Так-то оно так, по-церковному, может, и не о чем. Но нам-то как быть? Кое-где церкви обновленческие действуют и верующие их поддерживают. Хотя, по правде говоря, все же зачастую они «на ладан дышат». С мест сообщают, что отдельные священники и верующие поговаривают о возвращении в Патриаршую церковь.

Что касается самого Введенского, то при всем желании он не может быть принят в православную церковь не то что епископом, но и простым священником. Рядовых же батюшек и верующих при определенных с их стороны заявлениях и действиях будем по возможности принимать в лоно церковное.

И ещё у меня есть к вам вопрос. Наши друзья просили узнать: нет ли возможности… - Карпов помолчал, подыскивая слова, - …обучить, проэкзаменовать и проинструктировать нескольких лиц из сербских и румынских военнопленных, назвавших себя священниками? Предполагается направить их полковыми священниками в формирующиеся национальные воинские части.

Почему нет? Даже очень рады помочь братским церквям.

Обо всех своих встречах с патриархом председатель докладывал, как правило, заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову, а в некоторых случаях по подсказке последнего писал официальные рапорты на имя Сталина. Получая письменные или устные распоряжения от этих руководителей, Карпов и выстраивал свою линию поведения. Он не чурался и личных отношений с патриархом Сергием, хотя в партийных сферах к ним относились весьма недоброжелательно и неоднозначно. В архивах сохранилось немало «сигналов» тех, кто не одобрял «линии совета» на нормализацию отношений с церковью и хотел бы возвращения к былым временам, к твердости, решительности и наступательности по отношению к «попам». Карпову приходилось лавировать, скрывая свои действия от «любопытствующих» под грифом «секретно» или «для служебного пользования». История распорядилась так, что лишь в самом конце 1980-х годов стала возможной публикация этих интереснейших документов.

С осени 1943 года начинается возрождение и монастырской жизни. На тот момент действовало более тридцати монастырей, в большинстве своем открытых в период оккупации. Во всех монастырях насчитывалось более трёх тысяч монашествующих. В дни религиозных праздников монастыри посещало огромное количество паломников. Почти все монастыри вели свое хозяйство: земледелие, ремесла, различные промыслы. Московская патриархия ходатайствовала перед правительством не препятствовать их деятельности. Такой же позиции придерживался и совет. По его представлению правительство СССР своим особым постановлением предложило совнаркомам республик, на территории которых находились монастыри, «впредь до особых указаний не препятствовать их деятельности и сохранить за ними занимаемые ими жилые и служебные помещения, находящиеся в их пользовании земли, скот, сельскохозяйственный инвентарь и подсобные мастерские».

Активизируется в 1943 — 1944 годах издательская деятельность Русской церкви. Выпускались настольные и настенные календари, молитвенники, богослужебная литература. К изданной в 1942 году книге «Правда о религии в России» добавилась новая - «Русская православная церковь и Великая Отечественная война» (1943).

На долгие годы основным официальным изданием Русской православной церкви стал «Журнал Московской патриархии». Первый номер журнала, как указано на обложке, вышел 12 сентября 1943 года, в обращении редакции к читателям сообщалось: «По благословению Святейшего патриарха Московская патриархия, с Божией помощью, приступает к изданию печатного органа, который будет содержать официальные распоряжения Святейшего патриарха по церковным вопросам, его послания, постановления и определения Святейшего патриарха и Священного синода, патриотические выступления Святейшего патриарха и других церковных деятелей, статьи богословского характера, календарные сведения и различные заметки, касающиеся жизни Церкви. Потребность в издании такого печатного органа давно назрела, и потому редакция надеется, что появление его будет встречено духовенством и всем церковным обществом с живейшим сочувствием». Сергий был очень придирчивым редактором поступавших в патриархию для публикации материалов.

На страницах «Журнала Московской патриархии» публиковались статьи о патриотической деятельности церкви, о героизме Красной армии и советского народа, о преступлениях фашистов в отношении народов Советского Союза и религиозных объединений, информация об участии духовенства в работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний. Постоянно присутствовали материалы по исторической тематике и культурному наследию славянских народов, о памятниках письменности, иконописи, храмоздательстве.

Церковь информировала через журнал свою паству об анти­христианской сущности фашизма. Публиковались статьи, в которых подвергались осуждению стремления идеологов нацизма построить «новую религию». К примеру, её содержание и направленность так характеризовал протоиерей Александр Смирнов в статье «Противники Креста Христова»: «Вместо Христа - фюрер; вместо креста - языческая свастика; вместо вечной книги жизни Библии - фашистская книжонка “Моя борьба”; вместо воскресенья - вечер субботы; вместо священников, пасторов, капелланов, чтецов - один лишь только лектор; вместо крещения, причащения, покаяния, венчания - произнесение фашистской клятвы с прикосновением правой руки к мечу и т. п. С такими новыми обрядами фашисты и вознамерились создать в Германии новую национальную церковь, которая должна, по их замыслам, служить одной только доктрине: “Народ и раса” и не допускать на подвластной ей территории никаких других форм церковных объединений, в особенности же таких, в которых согласно завету Христа и Его апостолов проводится дух христианской интернациональности, то есть где нет разницы в духовных правах ни для Еллина, ни для Иудея, ни для других национальностей (Колос. 3,11)».

Много материалов на страницах «Журнала Московской патриархии» посвящено было отношению оккупантов к историческим и церковным памятникам. В статье митрополита Николая (Ярушевича) «Фашисты - злейшие враги культуры» запечатлены его впечатления от увиденного в ходе поездки летом 1943 года в освобожденные Красной армией районы Калининской, Тульской, Калужской, Смоленской областей. Он свидетельствовал о разграблении и уничтожении исторических, религиозных и культурных памятников на территориях, бывших оккупированными.

В работе территориальных комиссий по расследованию злодеяний фашистов участвовал не только митрополит Николай, но и другие иерархи и священнослужители православной церкви. Их наблюдения, свидетельства и выводы передавались в государственные органы, помещались на страницах церковной литературы. К примеру, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), побывав в январе 1944 года в освобожденных Петергофе и Пушкине, писал: «Прекрасный Петергофский собор стоит с разобранными куполами, с которых немцы содрали золоченые листы, с разбитыми стенами, зияющими окнами. Говорят, они простреливали из пистолетов иконы в Петергофском соборе. Другие церкви представляют ещё более удручающее зрелище. Разбита церковь бывшего Серафимо-Дивеевского подворья, совершенно разрушена кладбищенская церковь в Старом Петергофе. Там собрались, спасаясь от бомбёжек, верующие и все, кто только мог добежать до неё, - старики, дети. В неимоверной тесноте - их была не одна тысяча, - задыхаясь в спёртом, воздухе, в течение нескольких дней и ночей, выбегая, чтобы глотнуть свежего воздуха, просидели эти несчастные люди в храме. Но это их не спасло: немцы упорно бомбили храм, затем обстреливали его из орудий и, в конце концов, превратили его в груды развалин, под которыми нашли свой ужасный конец несчастные петергофцы. Теперь как памятник позорного фашистского зверства лежит на земле огромная груда красных, напоенных кровью русских жертв германского злодейства кирпичей».

С избранием митрополита Сергия на Московскую патриаршую кафедру приобрела особо масштабный и организованный характер патриотическая деятельность церкви.

7 марта 1944 года танковая колонна, построенная на церковные средства, была передана Красной армии - 38-му и 516-му танковым полкам близ деревни Горелки в пяти километрах северо-западнее Тулы. Выступая перед танкистами, митрополит Николай говорил: «От имени патриарха Сергия, от имени всей нашей Церкви я хочу сказать вам, братья-воины, из глубины сердца: Бог в помощь вам в вашем светлом деле защиты Родины! Пусть эти боевые машины, руководимые вашей крепкой, как гранит, волей к победе, несут мщение и смерть фашистским палачам нашего народа, истерзавшим и залившим кровью часть нашей священной Родины, сатанистам - врагам культуры и народного счастья, врагам человечества, недостойным носить человеческое имя, недостойным жить на земле!»

По этому поводу в совете был устроен специальный при­ём, на котором присутствовали руководители Московской патриархии во главе с патриархом Сергием, военачальники, ответственные сотрудники совета.

Менее чем за два месяца 38-й полк в составе 2-го Украинского фронта в боях за освобождение юго-западных областей Украины и части Бессарабии уничтожил до полутора тысяч гитлеровцев, 40 различных орудий, 10 пулеметов, подбил и захватил 38 танков и 17 бронетранспортеров фашистов, 101 транспортную машину, захватил три склада горючего, были взяты в плен 84 солдата и офицера. 24 апреля 1944 года при освобождении молдавской деревни Жервень и форсировании реки Реут полк принял свой последний бой. Остались «в живых» две машины, которые продолжили боевой путь в составе стрелковых частей. За проявленные мужество и героизм 49 танкистов были награждены орденами и медалями СССР. 21 солдат и 10 офицеров пали в боях смертью храбрых, 19 человек из них сгорели в боевых машинах.

Повсеместно продолжался сбор средств на авиаэскадрилью имени Александра Невского. Возросли сборы и отчисления в Фонд обороны страны и в другие патриотические фонды, активизировались на местах епископы и местные общины. По мере продвижения Красной армии на запад православные общины в освобожденных районах включались в общецерковную патриотическую деятельность, помогая Родине продуктами питания, деньгами, ценностями, своим трудом. Общая сумма денежных средств, собранная православными верующими за годы войны, составила более 300 миллионов рублей. К этому следует добавить значительное число драгоценностей, цветных металлов, облигаций, переданных верующими в другие патриотические фонды. Тогда же становятся известными факты патриотических поступков духовенства и верующих на оккупированных ранее территориях. О них сообщалось в поступавших в Московскую патриархию письмах от верующих и в докладах священнослужителей, посылавшихся на освобожденную территорию для организации церковной жизни.

Восстановление епархий и образование новых требовало всё большего числа иерархов. Из сохранившихся записей бесед Карпова с патриархом Сергием видно, что этот вопрос был одним из самых обсуждаемых. Часть из вакансий заполнялась либо епископами, воссоединенными с Патриаршей церковью, либо рукоположенными из числа вдовствующего белого духовенства. Усилия патриарха Сергия давали результат: уже к концу 1943 года епископат состоял из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 года насчитывалось 29 архипастырей. Но этого было недостаточно. И если в первоочередном порядке назначались епископы в епархии на освобождаемой от оккупантов территории, то епископские кафедры в «тыловых» областях страны оставались длительное время незамещёнными, или епископам приходилось окормлять приходы в двух, а то и в трёх епархиях. Ещё одной попыткой решить «кадровый голод» стало стремление патриарха Сергия добиться освобождения иерархов, в разное время осуждённых и отбывавших наказание в лагерях и тюрьмах. Помня слова Сталина на сентябрьской встрече о том, что каждое такое обращение будет рассмотрено, патриарх в октябре 1943 года направил Карпову письмо с просьбой об амнистии ряда иерархов, которых он хотел привлечь к церковной работе.

По мере того как церковь возрождалась, встречи Карпова и патриарха Сергия становились всё более частыми. Особенно интенсивными они были весной 1944 года. Вот и в этот раз, 5 мая, Карпов принял патриарха по его просьбе…

Простите за настойчивость, Георгий Григорьевич, но я просил о встрече по чрезвычайно волнующему меня вопросу.

Пожалуйста, ваше святейшество, я в вашем распоряжении.

Во-первых, надо согласовать предложения по перемещению иерархов. Архиепископа Тамбовского Луку (Войно-Ясенецкого) надо бы назначить в Тулу, архиепископа Краснодарского Фотия (Топиро) - на какую-либо свободную кафедру, архиепископа Ставропольского Антония (Романовского) - в Краснодар.

Что касается архиепископов Фотия и Антония, у меня нет каких-либо возражений, что же до Луки, то надо бы подождать. - Карпов вытащил из стола документ и положил перед собой. - Я зачитаю фрагмент поступившего к нам сообщения: «Архиепископ Лука в хирургическом госпитале в своем кабинете повесил икону, перед исполнением операций совершает молитвы. На совещании врачей эвакогоспиталей за столом президиума находился в архиерейском облачении. В дни Пасхи 1944 года делал попытки совершать богослужения в нефункционирующих церквах, делал клеветнические по отношению к обновленческому духовенству заявления…» - Карпов отложил документ и продолжил: - Далее в таком же духе. Налицо нарушения существующего законодательства о культах. Отмахнуться от этого я не могу. А потому стоит, может, хлопотать не о переводе его в иную епархию, а об увольнении на покой?

Да так ли уж тяжки грехи владыки Луки? - вступился патриарх. - Если он что-то нарушает, мы обратим его внимание на это. Но Лука хочет и может ещё многие годы служить церкви. Мы этому рады. А перевести его на новое место служения нас побуждает то, что в Туле ему Наркомздрав обещает место хирурга в больнице.

Если такая договоренность есть, мы уточним все детали в наркомате, а тогда и примем окончательное решение. - Посчитав, что с вопросом о Луке покончено, Карпов стал излагать свои предложения. - Есть у меня к вам маленькая просьба. В ближайшие дни будет объявлено о выпуске третьего Государственного военного займа. Было бы желательно, чтобы Московская патриархия и духовенство приняли участие в подписке на займ своевременно и организованно.

Георгий Григорьевич, - заулыбался патриарх, - в этом не сомневайтесь, мы откликнемся на нужды Отечества… Есть ещё один вопрос, мучающий меня. Помнится, осенью прошлого года подавал я в правительство прошение об амнистии иерархам. Столько времени прошло, а известий все нет.

Патриарх говорил, а сам смотрел на Карпова, пытаясь по выражению его лица угадать предполагаемый ответ. Тот, казалось, ждал этого вопроса. И почудилось патриарху, что собеседник хочет ответить отрицательно. Спеша упредить его в этом и до конца разъяснить свою позицию по столь щекотливому вопросу, патриарх продолжил:

Я не беру на себя решение вопроса, насколько эти лица заслужили наказание, но питаю уверенность, что, окажи им правительство милость, это побудит их показать свою полную лояльность к гражданской власти, загладить свою вину.

Иван Николаевич, совет пытался собрать полные сведения о лицах, коих вы упоминали в письме. Но узнать удалось немного, и только это обстоятельство заставляло нас не торопиться с ответом. Но раз вы настаиваете…

Карпов встал, прошел в угол кабинета и отдернул штору, за которой оказался сейф - в его дверце уже торчал ключ. Повернув его, председатель достал тощую серую папку. Вернувшись к столу, положил её на стол и раскрыл.

Раз вы настаиваете, - повторил он, - зачитаю сведения, полученные из архивов НКГБ. - Он стал медленно, словно нехотя, читать: - «По наведённым справкам в разное время в местах заключения умерли: Павел Петрович Борисовский - митрополит Ярославский Павел; Николай Федорович Кузнецов - архиепископ Сарапульский Алексей; Пётр Кузьмич Крошечкин - архиепископ Могилевский Павлин; Владимир Сергеевич Козлов - епископ Уфимский Григорий; Андрей Алексеевич Широков - епископ Волоколамский Иоанн; Владимир Сергеевич Смирнов - епископ Пензенский Феодосий. Отбыли свое заключение и освобождены, но нынешнее местожительство неизвестно: Сергей Алексеевич Козырев - епископ Бежецкий Григорий; Илья Константинович Попов - епископ Бугурусланский Ираклий…»

Карпов смолк. Подавленно молчал и патриарх. Многих он знал лично, и теперь трагическое известие ставило точку в судьбе многих, кто бесследно исчез в мрачные 1930-е годы.

А что же с остальными? - подал, наконец, голос патриарх.

С остальными? О них сведений нет. Но мы не оставляем надежды что-либо узнать и уведомим вас о результатах в ближайшее время.

У Карпова сложились деловые, а в чём-то даже и доверительные отношения с патриархом Сергием. Первая их официальная встреча состоялась 29 октября 1943 года, а последняя - 5 мая 1944-го. Во время встреч патриарх и председатель могли спокойно обсуждать все самые сложные проблемы жизни Русской церкви в СССР и за её пределами. Об этом можно судить по сохранившимся записям бесед, сделанных Карповым, и это, конечно, облегчало для обоих поиск выхода из самых сложных и запутанных ситуаций. Безусловно, Карпов в своих поступках не был свободен ни от власти предержащей, ни от собственных заблуждений и ошибок во взглядах на роль и место церкви в обществе, на формы и методы, дозволенные государству при регулировании деятельности религиозных организаций. Но всё же он стремился проводить политику благоприятствования деятельности церкви. Карпов не чурался и личных отношений с патриархом. В этом его поддерживал Молотов, подсказавший, в частности, идею отмечать дни рождения и юбилейные даты патриарха и других церковных деятелей.

24 января 1944 года патриарху исполнилось 77 лет. Он отклонил предложения о торжествах по этому случаю в Елоховском соборе и принял у себя дома лишь ближайших своих сотрудников. Литургия служилась в домовой церкви патриарха. Ему сослужили протоиерей Николай Колчицкий и келейник архимандрит Иоанн (Разумов). Помолиться собрались все служащие Московской патриархии, бывшие в Москве иерархи, а также московские благочинные. Несмотря на всю простоту и скромность обстановки, у собравшихся было торжественное и молитвенное настроение. Они горячо, проникновенно молились и просили Господа продлить годы жизни старца-патриарха.

Неспешно шла беседа за скромной трапезой. Вдруг в прихожей послышались голоса, шум и в зал вошел неожиданный гость - председатель совета Карпов. От имени правительства и от себя лично он пришел поздравить патриарха с днём рождения и преподнес просто царские по тому времени - почти на 30 тысяч рублей - подарки: разнообразные материалы и ткань для пошива одежды и облачения патриарха. Сергий был тронут. Улыбались и оживленно обсуждали происшедшее гости. Карпов при всех подарил патриарху часы с золотой цепочкой, пожелал ему здоровья. Как нельзя, кстати, пришлись принесенные для юбиляра коньяк, шампанское, икра, фрукты.

Именно Г.Г. Карпов, высоко оценивая патриотическую деятельность Русской церкви, предложил представлять к государственным наградам иерархов, духовенство, активистов-верующих. Первое большое награждение состоялось ещё осенью 1943 года, когда отмечена была деятельность ленинградского духовенства в дни блокады города. Спустя год, в 1944 году, медалями «За оборону Москвы» награждены были представители московского и тульского духовенства.