Крестьянская община - это низшая административная единица. Необходимость её воссоздания в XIX веке и причины разрушения. Поземельная община как элемент картины мира русских крестьян Что в жизни крестьян определяла община

Община
Жить в одиночку нелегко. Поэтому крестьяне одной или нескольких соседних деревень объединялись в общину. На общинном сходе решались все важнейшие вопросы, если они не затрагивали интересов сеньора. Община определяла, какое поле засеять яровыми, а какое - озимыми. Община распоряжалась угодьями: лесом, пастбищем, сенокосом, рыбными ловлями. Все это в отличие от пахотной земли не делилось между отдельными семьями, а было общим. Община помогала бедным, вдовам, сиротам, защищала тех, кого обидели какие-нибудь чужаки. Община порой распределяла между отдельными дворами повинности, которые назначал деревне ее сеньор. Община часто выбирала своего старосту, строила церковь, содержала священника, следила за состоянием дорог и вообще за порядком на своих землях. Деревенские праздники также устраивались по большей части на средства общины. Свадьба или похороны кого-либо из крестьян были делом, в котором участвовали все общинники. Самое страшное наказание для провинившегося - изгнание из общины. Такой человек - изгой лишался всех прав и не пользовался ничьей защитой. Судьба его почти всегда складывалась печально. Новый севооборот
Приблизительно в эпоху Каролингов в сельском хозяйстве распространилось новшество, существенно поднявшее урожаи зерновых. Это было трехполье.

Вся пахотная земля делилась на три поля равных размеров. Одно засевалось яровыми, другое - озимыми, а третье оставалось отдыхать под паром. На следующий год первое поле оставляли под пар, второе шло под озимые, третье - под яровые. Этот круг повторялся из года в год, и земля при такой системе меньше истощалась. К тому же больше стали использоваться удобрения. У каждого хозяина была своя полоса земли на каждом из трех полей. Чересполосно располагались также земли сеньора и церкви. Им тоже приходилось подчиняться решениям общинного схода: как, например, использовать в этом году то или иное поле, когда можно выпускать скот пастись на жнивье и т. п. Деревня
Деревни были на первых порах совсем маленькими - редко когда в них можно было насчитать десяток дворов. Со временем, правда, они стали разрастаться - в Европе постепенно увеличивалось население. Но случались и тяжелые бедствия - войны, неурожаи и эпидемии, - когда пустели десятки деревень. Урожайность была не слишком высокая, и создать большие запасы, как правило, не получалось, поэтому два-три неурожайных года подряд могли вызвать страшный голод. Средневековые хроники полны рассказов об этих суровых бедствиях. Стоит напомнить, что европейские крестьяне до открытия Америки еще не знали кукурузы, подсолнечника, помидоров и, что особенно важно, картофеля. Не было тогда известно и большинства современных сортов овощей и фруктов. Но зато ценились плоды бука и дуба: буковые орешки и желуди долгое время были главным кормом для свиней, которых выгоняли пастись в дубравы и буковые рощи.
В раннем средневековье повсеместно главной тягловой силой были быки. Они неприхотливы, выносливы, а в старости могут использоваться на мясо. Но затем было сделано одно техническое изобретение, значение которого трудно переоценить. Европейские крестьяне изобрели... хомут.


Лошадь в Европе в то время - сравнительно редкое и дорогое животное. Ее использовала знать для верховой езды. А когда лошадь запрягали, например, в плуг, она тянула его плохо. Дело было в упряжи: ремни обхватывали ее вокруг груди и мешали дышать, лошадь быстро выбивалась из сил и не могла тянуть за собой плуг или груженую повозку. Хомут же перенес всю тяжесть с груди на шею лошади. Благодаря этому ее применение как тягловой силы стало более эффективным. К тому же лошадь выносливее быка и быстрее вспахивает поле. Но были и недостатки: конину в Европе в пищу не употребляли. Сама же лошадь требовала больше корма, чем бык. Это привело к необходимости расширять посевы овса. С IX-X вв. лошадей стали почти повсеместно подковывать. Технические новшества: хомут и подкова - позволили более широко применять лошадь в хозяйстве.
Крестьяне не только обрабатывали землю. В деревне всегда были свои мастера. Это прежде всего кузнецы и мельники.
Односельчане с большим почтением относились к людям этих профессий и даже побаивались их. Многие подозревали, что кузнец, «укрощающий» огонь и железо, как и мельник, умеющий обращаться со сложными инструментами, знаются с нечистой силой. Недаром именно кузнецы и мельники - частые герои волшебных сказок, страшных легенд...
Мельницы были главным образом водяные, ветряные появились примерно к XIII в.
Конечно, в каждом селении были знатоки гончарного дела. Даже там, где о гончарном круге забыли в эпоху Великого переселения народов, его вновь стали использовать, начиная примерно с VII в. Повсюду женщины занимались ткачеством, используя более или менее совершенные ткацкие станки. В деревнях по мере надобности плавили железо, изготовляли из растений красители. Натуральное хозяйство
Все, что нужно было в хозяйстве, здесь же и производилось. Торговля была развита слабо, ведь производилось не так много, чтобы можно было избыток отправлять на продажу. Да и кому? В соседнюю деревню, где делают то же самое? Соответственно, и деньги значили не так уж много в жизни средневекового крестьянина. Почти все необходимое он делал сам или выменивал. А дорогие ткани, привезенные купцами с Востока, драгоценности или благовония - пусть покупают сеньоры. Зачем они в крестьянском доме?
Такое состояние экономики, когда практически все необходимое производится тут же, на месте, а не покупается, называется натуральным хозяйством. Натуральное хозяйство господствовало в Европе в первые столетия средневековья.
Это не означает, однако, что простыми крестьянами уж совсем ничего не продавалось и не покупалось. Вот, например, соль. Выпаривали ее сравнительно в немногих местах, откуда потом развозили по всей Европе. Соль в средние века использовалась шире, чем теперь, поскольку шла на заготовку скоропортящихся продуктов. Кроме того, крестьяне питались главным образом мучнистыми кашами, которые без соли были совершенно безвкусными.
Помимо каш обычной пищей в деревне были сыры, яйца, естественно, фрукты и овощи (бобовые, репа и лук). На севере Европы те, кто побогаче, лакомились сливочным маслом, на юге - оливковым. В приморских деревнях, конечно же, главной едой была рыба. Сахар, по сути дела, был предметом роскоши. Зато дешевое вино было общедоступно. Правда, его не умели долго хранить, оно быстро скисало. Из разных видов зерна повсюду варили пиво, а из яблок делали сидр. Мясо позволяли себе крестьяне, как правило, лишь по праздничным дням. Стол можно было разнообразить за счет охоты и рыбной ловли. Жилище
На большей площади Европы крестьянский дом строился из дерева, но на юге, где этого материала не хватало, - чаще из камня. Деревянные дома крылись соломой, которая годилась в голодные зимы на корм скоту. Открытый очаг медленно уступал место печи. Маленькие окошки закрывались деревянными ставнями, затягивались пузырем или кожей. Стекло использовалось лишь в церквах, у сеньоров и городских богачей. Вместо дымохода часто зияла дыра в потолке, и когда топили, дым заполнял помещение. В студеную пору нередко и семья крестьянина, и его скот жили рядом - в одной избушке.
Женились в деревнях обычно рано: брачным возрастом для девушек считалось часто 12 лет, для юношей - 14-15 лет. Детей рождалось много, но даже в состоятельных семьях далеко не все доживали до совершеннолетия. Вопросы
1. Чем отличалась жизнь в средневековой деревне от известной вам по классической литературе жизни в деревне XVIII-XIX вв., а что было похожим?
2. В каких вопросах сеньор подчинялся решению крестьянской общины и почему?
3. Какими источниками энергии пользовался средневековый крестьянин?
4. Виноградники в средние века распространились в Европе гораздо севернее, чем в наши дни. Как вы думаете, почему?
5. Попробуйте выяснить, из каких областей Европы крестьянину поступала соль.

Крестьянские общины - это самые низкие ступени административной единицы. В России они появились в XVI веке, преобразованы для государственных крестьян в ходе реформы 1837-1841 гг, для помещичьих крепостных - после реформы 1861 года. Они создавались по инициативе государства, которое преследовало внутриполитические цели. Причины разрушения крестьянских общин также создавались им.

Что это - крестьянская община, как она появилась?

У русского народа общинные связи крестьян существовали ещё до государственного периода. В далёкие времена крестьянская община была прообразом государства, так как именно в ней зарождались основные предпосылки его возникновения. В процессе формирования и становления государства происходили изменения в общине. На различных этапах истории нашего государства менялось её значение, которое можно выразить двумя моментами:

• Связь крестьян с землёй (крепостной или нет).
• Объём задач, которые государство возлагало на общину.

Проанализировав, например, общину XVI века с этих позиций, мы увидим, что крестьянин в то время был юридически свободным и признавался «домохозяином», что обязывало его тянуть тягло, то есть платить оброк и отрабатывать те повинности, которые будут на него наложены «крестьянским миром».

Говоря современным юридическим языком, крестьянская община - это институт самоуправления крестьян России. Несколько соседних общин составляли административную единицу - волость. Управлялись они сходами (миром), на которых избирался староста.

Сельская община в условиях крепостного права

С распространением крепостного права гражданский статус крестьян значительно понизился. В том случае, если крестьяне были государственными, большое значение в их жизни играла община, которая распоряжалось земельными наделами. Для государства собственно крестьянин ничего не значил, даже налоги собирала и платила община.

Крепостные крестьяне принадлежали помещикам, которые за них полностью отвечали, надзор за ними со стороны государства отсутствовал. Крестьянская община - это чистая формальность (в данном случае). Все вопросы решал феодал (помещик). Происходило отмирание крестьянской общины.

Реформа 1837—1841 гг.

Под руководством графа П.Д. Киселёва, первого министра государственных имуществ, была проведена реформа быта государственных крестьян (1837—1841). Основным документом её был закон «Учреждения сельского управления», на его основании крестьяне, принадлежащие государству, организовывались в сельские общества. Это все еще была крестьянская община, так как предусматривалось общее землепользование. В неё входило 1500 душ. Если поселение было небольшим, то в общину объединяли несколько деревень, сел или хуторов.

Сельское общество

Общие вопросы управления решал сельский сход, с его помощью выбирались старосты. Для вынесения решения по незначительным делам между членами общины существовала «Сельская расправа». Все значительные дела рассматривал суд. Налоги выплачивало общество, а не отдельный крестьянин. Общество отвечало за каждого её члена, то есть несло круговую поруку. Крестьянин не мог свободно выйти из общества или продать земельный надел. Даже уйдя на заработки по разрешению схода, он должен был платить тягло. В противном случае его принудительно с помощью полиции возвращали.

Вся земля находилась в общем пользовании. Существовали две формы владения землёй:

• Общинная. При этой форме вся земля находилась в общине, и она проводила передел земли. Пахотные земли нарезались на участки, которые закреплялись за каждым двором. Леса, пастбища находились в общем пользовании.
• Подворная. Эта община была распространена в западных областях. Земля нарезалась на постоянные участки, которые были закреплены за двором и передавались по наследству. Их нельзя было продать.

После реформы 1861 года объединения в сельские общества коснулись помещичьих крестьян. Они объединялись в общины, в которые входили бывшие крепостные, принадлежащие одному помещику. Количество человек в обществе должно было составлять от 300 до 2000.

Разрушение крестьянской общины

Указом от 9 ноября 1906 года правительство России осознанно создаёт политические предпосылки, ведущие к распаду сельских обществ. Кроме того, были и социальные причины разрушения крестьянской общины, которые можно изложить следующим образом.

После освобождения крестьян от крепостного права они не получили свободу, так как состояли в общине и не могли забрать из нее землю. Они обязаны были платить тягло. По сути, они находились в крепостной зависимости, только не от помещика, а от государства. Недовольство таким положением крестьян в стране нарастало. бросали свои наделы и бежали в города за лучшей долей.

После революционных событий 1905 года остро стал вопрос о выходе из сельского общества не просто крестьянина, а домохозяина с его наделом земли, которым он мог бы распоряжаться по своему усмотрению и не зависеть от общины. Это право было предоставлено указом от 09.01.1906 года.

Политической причиной разрушения крестьянской общины стала обстановка в стране, где назревали революционные события, и держать бесправное сельское население в больших объединениях было опасно.

Столыпинская реформа

Согласно проекту реформы, необходимо было разделить сельское общество на две части. Первая часть - земельное общество, его можно определить как товарищество, которое управляло землёй, находящейся в собственности крестьян и помещиков. Вторая часть - общество самоуправления, представляющее собой низшую административную единицу, в нее должны были войти все жители и земледельцы данной территории всех сословий.

Социальный смысл столыпинской реформы заключался в том, чтобы создать множество мелких крестьянских хозяйств по всей стране, которые будут заинтересованы в политической стабильности государства. Но все они должны были входить в территориальные сельские общества. Столыпинская реформа так и не была принята государственной думой.

Сельские общества сохранились вплоть до коллективизации. Большевики, сохраняя общинное пользование землёй, учли положительные моменты столыпинской реформы, создали местное управление, которое носило название сельские советы.

Во второй половине XIX в. крестьянство продолжало оставаться самым многочисленным сословием Российской империи. В 1870 г. оно сос­тавляло 81,5% населения страны. Эта картина мало чем изменилась к концу XIX в. На рубеже двух веков сельское хозяйство являлось главным занятием для 3/4 жителей России.

В результате реформы 19 февраля 1861 г. крестьяне получили новый правовой статус «свободных сельских обывателей» со всеми вытекаю­щими отсюда последствиями как личного, так и имущественного состояния. Причем в пореформенные годы происходило неуклонное повышение социально-правового статуса российского крестьянства, инициированное правительством (отмена рекрутчины, подушной подати и др.).

Важной особенностью общественной жизни крестьянства являлось то, что и во второй половине XIX в., как и прежде, она протекала в сельс­кой общине. Именно здесь проходил весь жизненный путь большинства крестьян от рождения до смерти. Община охватывала 75% сельского населения Европейской России и около 90% русских крестьян. Она, как правило, совпадала с границей деревни и села.

Община выполняла ряд функций, направленных на удовлетворение хозяйственных, социальных, правовых и духовных потребностей своих членов. Важнейшими из них являлись следующие: хозяйственная (урав­нительное распределение надельной земли, которая полностью находилась в общинной собственности, регулирование ее использования, организация сельскохозяйственного производства); податная (раскладка и взимание государственных, земских и мирских денежных сборов, исполнение на­туральных государственных повинностей по содержанию дорог, мостов и др.); судебная (разбор мелких гражданских дел, разбор и суд по уголовным преступлениям, совершенным внутри общины, на основании местных обычаев); административно-полицей­ская (поддержание правопорядка, внутриобщинной дисциплины и обычно-правовых норм жизни, наказание крестьян за маловажные проступки посредством штрафа, ареста или порки и др.); коопера­тивно-благотворительная (взаимопомощь и сотрудничество, оказание продовольственной помощи односельчанам в случае неурожая, строительство новых домов в случае пожара и других стихийных бедствий, материальная поддержка бедных, забота о сиротах, больных и одиноких стариках, содержание школ, больниц, богаделен и т.п.); культурная (организация досуга молодежи и других членов общины, содержание школ, библиотек и т.п.); культовая (попечение о состоянии религиозных зданий, организация религиозной жизни, проведение соответствующих праздников и календарных земледельческих обрядов); коммуникативная (поддержание отношений с местными, волостными, уездными и губернскими светскими и церковными властями и учреждениями).

Таким образом, община решала сложные и многочисленные задачи. С одной стороны, она руководила всей жизнью крестьян, отвечала их насущным потребностям и выступала перед государством защитницей их интересов, а с другой – являлась административно-полицейским органом, посредством которого государство взимало с крестьян налоги, заставляло нести повинности, держало их в повиновении. С одной стороны, община имела характер неофициальной демократической организации, стихийно сложившейся в силу соседства и необходимости совместными усилиями преодолевать трудности жизни крестьян, и в этом качестве она соответствовала их интересам, а с другой – была официально учрежденной и признаваемой государством организацией, которую правительство использовало в своих целях. Цели же государства и крестьянства совпадали далеко не всегда.

По Положению 1861 г. крестьянам было предоставлено право самим формировать органы сельского и волостного общественного управления. Сельским управлением общиной являлся сельский сход (или крестьянский мир) и избираемые им должностные лица. Сельский сход представлял собой собрание всех мужчин – глав крестьянских семей, входивших в общину. Он являлся демократическим институтом крестьянского сословного самоуправления, высшим распорядительным органом общины и аккумулировал в своей деятельности многовековой опыт российского кресть­янства. Сельский сход обсуждал и решал вопросы включения в общину новых членов и исключения из нее, наделения землей крестьянских дворов, налогообложения и ряд других. При решении всех этих вопросов сход обычно стремился к единогласию, поэтому сложные вопросы обсуждались на сходе подолгу, иногда многократно, порой сопровождались острыми спорами. Мнение схода обычно складывалось под большим влиянием стариков.

Сельский сход избирал сельского старосту, сборщика податей, десятников, сотников, смотрителей хлебных магазинов, школ и больниц (ес­ли они имелись), лесных и полевых сторожей, пастуха и некоторых других должностных лиц.

Главным лицом в общине являлся сельский староста. Он обладал большой властью в деревне и избирался на три года. Обычно на должность старосты избирались «мужики зажиточные», «порядочные», «добрые», не молодые и не старые. От сельского старосты требовалось быть хорошим хозяином, иметь большой жизненный опыт и авторитет, обладать энергией и организаторскими способностями. Кроме того, при избрании приоритет обычно отдавался грамотному мужику. Таким образом, мирские дела находились, как правило, в руках наиболее зажиточных и инициативных представителей крестьянства.

Большое влияние на жизнь общины оказывали старики – крестьяне старше 60-ти лет, чьи дети стали уже взрослыми и, получив право на землю, обзавелись собственным хозяйством. В преклонном возрасте крестьянин обычно сдавал общине свой надел и с него снимались повинности, однако он был еще вполне дееспособным и продолжал работать в поле и по хозяйству. Эти люди, сохранившие ясный ум и обладавшие жизненным опытом, честные и справедливые, составляли так называемый «Совет стариков». Они пользовались особым уважением и влиянием в общине, принимали активное участие в воспитании молодого поколения. Любое важное дело в общине обсуждалось вначале со стариками. Их мнение в большинстве случаев было определяющим: мирской сход принимал решение только при согласии стариков, общественное мнение формировалось также ими. Старики являлись для общины в полном смысле слова живой энциклопедией народной крестьянской мудрости.

Хотя власть в общине носила коллективный характер, женщины, мо­лодежь и мужчины, не имевшие самостоятельного хозяйства, в соответствии с нормами обычного права не участвовали в сходах и были отстранены от управления, а значит, и от возможности оказывать заметное влияние на жизнь общины. В этом проявлялась ограниченность внутриобщинной демократии.

В большинстве своем крестьяне и во второй половине XIX века продолжали вести силами своей семьи трудовое потребительское хозяйство, целью которого было не получение прибыли, а достижение баланса между потребностями и доходами. Дифференциация большинства крестьянских хозяйств носила не качественный, а количественный характер. Здесь сильно сказывались нивелирующие, уравнительные механизмы общины. Они не могли, конечно, совсем устранить социальную дифференциацию деревни, но до известной степени сглаживали ее. Община старалась сдерживать отрыв верхнего социального слоя и активно защищала от разорения низшие слои крестьянства. Основную массу в общине составляли середняки. Лишь крайние и малочисленные группы (сельские богачи и бедняки) начинали тяготиться общиной, но, естественно, по разным причинам. Абсолютное же большинство крестьян держалось за общину и даже не мыслило своего существования вне ее.

Сельская община являлась по-своему рациональной социальной и хозяйственной организацией. Нельзя не признать, как социальный институт община во второй половине XIX века продолжала соответствовать насущным потребностям и менталитету российского крестьянства, а к концу века способствовала становлению крестьянской кооперации в России. Однако традиционные ценности общины все в большей степени оказывались несовместимыми с интенсивным рыночным хозяйством, с начавшейся имущественной, социальной и культурной дифференциацией российского общества. Россия, особенно ее города, стремительно приобретала новые буржуазные черты. Получавшие в этот период распространение индивидуализм, культ личного успеха входили в острое противоречие с нормами общинной жизни. Тем более, что община, как выяснилось, оказалась в целом не способной обеспечить высокую производительность труда, а значит, и высокий уровень жизни крестьянства. Впереди общину ожидали Столыпинская реформа, а затем мучительная и исторически бесперспективная трансформация в трудовой коллектив советской колхозно-сов­хозной системы.

Во второй половине XIX века волость являлась административно-территориальной единицей, состоящей из нескольких, а иногда и нескольких десятков сельских обществ. По Положению 1861 г. волостной сход был высшим органом крестьянского самоуправления. Он состоял из всех выборных должностных лиц волости, а также представителей от каждых десяти крестьянских дворов. В период между волостными сходами его решения, а также распоряжения вышестоящих органов осуществляло волостное правление. В его состав входили избираемые сходом волостной старшина, особые заседатели, а также сельские старосты и сборщики податей. Большую роль в волостном правлении играл писарь, осуществлявший все делопроизводство в этом учреждении, выдававший малограмотным крестьянам различного рода справки и толковавший законы.

Относительное малоземелье, а также обретенная личная свобода способствовали началу массового переселенческого движения среди крестьянства. После 1861 г. десятки тысяч крестьян устремились на свободные земли в Сибирь, Южное Приуралье, на Северный Кавказ, Украину и в Нижнее Поволжье. За первые два пореформенных десятилетия около 240 тыс. человек переселилось в Сибирь и около 50 тыс. – на Дальний Восток. В последующие годы переселенческое движение приобрело еще более интенсивный характер. С 1881 по 1905 гг. в Сибирь, Среднюю Азию и на Дальний Восток прибыли 1 млн. 640 тыс. человек. Усилению переселенческого движения в 90-е годы XIX века способствовало проведение Великой Сибирской магистрали.

Правительство стремилось оказывать определенное воздействие на переселенческий процесс путем установления определенных квот и оказания некоторой помощи переселенцам. В целях избежания потока обратных переселенцев до 1906 г. на новые земли имели право переезжать только зажиточные крестьяне, у которых была возможность сразу же обзавестись хозяйством в местах переселения.

Однако правительственные меры, далеко не достаточные в тех условиях, лишь в малой степени могли оградить переселенцев от огромных трудностей, с которыми они сталкивались в процессе освоения новых земель. Тем не менее, процесс переселения продолжался и сыграл важную роль в освоении крестьянством обширных, ранее не обжитых регионов страны.

Поземельная община как элемент картины мира русских крестьян

Прежде, чем говорить о значении общины в менталитете русских, необходимо определить, чем была институционально община в русской жизни. Если сделать это - отпадут вопросы о колхозе, как якобы приемнике крестьянской общины, и о формах и условиях возможного восстановления общинного начала в наше время.

Я начну с сопоставления общины с колхозом, для того, чтобы прежде всего объяснить, чем община не является и таким образом "очистить " ее суть. Очевидно, почему возникает соблазн сравнивать колхоз с общиной. Это - коллективный, неиндивидуальный характер труда и собственности. почему-то общепринято считать, что именно так было в крестьянской общине.

Что касается собственности, это определенно неверно. Существовала ли в действительности какаялибо общинная собственность? Любой хозяйственный инвентарь, всевозможные сельскохозяйственные животные всегда находились в индивидуальном владении. В одной из полемических статей конца XIX века в качестве примера крайнего абсурда приводилась идея обобществления коров. Из литературы мы все помним сцены, как крестьяне с плачем расставались со своей скотинкой, как навещали своих буренок в колхозном стаде. В обобществлении скота не было ничего естественного, в сознании крестьян это было однозначное насилие. Аргументы, что перед этим крестьяне в двадцатые годы успели вкусить радость "свободного труда и частной собственности " лишены всякого смысла. Все источники, касающиеся жизни крестьян двадцатых годов единогласно свидетельствуют - это было время расцвета общины. Общины как общественнохозяйственного организма (из дальнейшего станет ясно, почему я делаю такую оговорку).

В общине не было коллективного труда, точнее он был к качестве исключения. Это прежде всего работы на общественное благо - ремонт мостов, прокладка дорог - но так было во всем мире. Далее, это работы выполняемые в пользу слабых членов общины: погорельцев, вдов и т.п. - "помочи ". Я полагаю, что в той или иной форме такой вид работ существовал у крестьян всего мира. Так как кроме русской общины я специальным образом изучала только крестьянскую общину у армян, то возможности сравнения у меня ограниченные. В Армении мы встречаем абсолютный аналог "помочей " и это слово имеет буквальный перевод на армянский - "пахараТ ". Существовали еще определенные виды работ, которые по традиции совершались всем обществом (их перечень индивидуален для каждой конкретной местности). Общинники работали один день в пользу одного, второй в пользу другого, потом в пользу третьего и т.д. Наверное, так было веселее. Участие в таких работах (равно как и в помочах) было абсолютно добровольным. Другое дело, что если помогли тебе, то ты обязан помогать своим помощникам. Но никакого принуждения не существовало. Каждый конкретный крестьянин мог не участвовать в этой "игре ".

Существовал еще один момент в организации крестьянского труда, который мог создавать иллюзию коллективности. Обычно крестьяне всем "миром " решали, когда им начинать сев, покос, жатву. Поэтому чаще всего в поле выходили все вместе (хотя механизмов принуждения опять же не было), но работал при этом каждый на своем участке земли и на себя. Этот обычай был естественен, если учесть что каждому этапу сельскохозяйственных работ предшествовал молебен о его благополучном совершении. Кроме того, существовали различные обычаи, связанные с теми или иными видами работ. На покос, например, девушки отправлялись в лучших своих нарядах и период этот был чемто вроде смотра невест. Но сено косил каждый для своих коров и по обычному праву никто не мог взять даже малость из чужого стога. В чрезвычайных ситуациях на месте взятого сена оставляли деньги. Все это очень далеко отстоит от пресловутых трудодней и рабского труда колхозников. Прежде всего потому, что в колхозах человек работал не в свою пользу, а вовторых, это может быть еще более значимо, потому, что все, что касалось регламентации труда, решалось распоряжением извне - из района, из области, а не самими участниками работ. Именно этого в общине не могло быть принципиально. Никто не имел права чтолибо диктовать общине. Иначе - бунт.

Вопрос о земле сложнее. Земля при советской власти была государственной собственностью, а не собственностью колхозов. Один колхоз не мог продать ее другому по своей инициативе (община при определенных условиях могла и это делалось относительно часто). После пережитого откровенного насилия колхозники никаких иллюзий по поводу кому принадлежит земля не питали (в деревнях народ понимал, что происходит в стране значительно больше и трезвее, чем в городах).

Земля с юридической точки зрения не была и собственностью общины. Община проживала либо на государственных землях, либо на монастырских, либо на частнособственнических (помещичьих). Но в те времена по поводу собственности на землю иллюзий было хоть отбавляй. Чаще всего крестьяне пребывали в уверенности, что земля принадлежит общине. Даже если это были крепостные крестьяне. Они говорили: "Мы помещичьи, а земля наша. "

Символом принадлежности земли общине был передельный механизм. Символом - потому что передел был зримым, ощутимым выражением того, кто был реальным хозяином земли: не государство, не помещик, ни индивидуальный крестьянин, а община как социальная институция. Пусть это был самообман, но он, благодаря регулярности переделов все прочнее и прочнее закреплялся в крестьянском сознании. Не потому ли крестьяне так мечтали об общерусском переделе, что хотели почувствовать, что Россия принадлежит им?

Итак, землю раз в несколько лет переделивали между членами общины. Ничто иное под передел не подпадало, в качестве общинной собственности воспринималась только земля. Чем крепче, сильнее была община, тем более регулярными были переделы. А вот их конкретная организация была самой разнообразной. Передел воплощал представления крестьян каждой конкретной местности о справедливости и форма реализации справедливости могла быть разной. Землю делили по числу трудоспособных членов семьи, по числу взрослых членов семьи, по числу едоков и т.п. Вплоть до конца 20 х годов, когда переделы практически везде стали регулярными и проводились чуть ли не ежегодно, наблюдалась тенденция к все большей уравнительности, то есть к дележу земли "по едокам ". (Кстати надо полагать, что и у других народов, знакомых с передельным механизмом, постепенно возрастала потребность совершенствовать его с точки зрения справедливости. Пример об армянских крестьянах. Среди них была распространена довольно сложная система переделов земли, называвшаяся ампачаречной. Попытка в начале века введения в Армении частной собственности на землю окончилась такой же неудачей, как и в среде русских крестьян. Даже если крестьяне, казалось, признавали, что земля у них в частной собственности, то через год об этом как будто вовсе забывалось, и земля пускалась в передел. А вот занесенная из центральной России форма подушенных переделов ("по едокам "), быстро распространилась.)

Но в конечном счете в осуществлении передельного механизма определяющей была реальная потребность крестьян в земле. В тех местностях, где земельный дефицит отсутствовал, переделов не было. Там, где он со временем усиливался, передельный механизм вступал в свои законные права постепенно, по мере потребности в нем, обусловленной специфическим чувством справедливости. Последнее было самым главным стимулом. Крестьяне из центральной России переселялись в Сибирь и необходимость передела земли отпадала - ее было достаточно всем. Плотность населения увеличивалась, в передел поступали пустующие земли, увеличивалась еще - все земельные ресурсы общины.

Из того, что сказано выше, следует вывод: община была субъектом справедливости, а значит - субъектом права, и при том субъектом абсолютно автономным. Она сама устанавливала свои "правила игры ". Каковы эти правила, в частности, и какова мера коллективизма в жизни общины, в некотором смысле второстепенно. Главное - это то, что община всегда автономный самоуправляющийся организм, которые многие историки сопоставляли с минигосударством. Установление порядка распределение земельных ресурсов, определение принципа передела было фактически реализацией суверенитета этого крошечного "государства ". Центральным в общинном сознании является то, что источником порядка землепользования, трудового уклада и права вообще (семейного, имущественного и даже уголовного) является община.

Община в своем сознании самодостаточна. То, что Россия воспринималась народом как большая община, было выражением самосознания суверенности, независимости России. Но это восприятие никак не переносилось в ту плоскость, что в России может быть старшее начальство, которое бы имело право командовать местными общинниками. Ни на один день крестьянская Россия не смирилась с крепостным правом: бунты следовали за бунтами. Существовал, ставший "притчей во языцех ", антагонизм между крестьянами и любым начальством.

И единственная власть, которую община признавала реально (хотя здесь может быть много оговорок), была власть церковная. В данном случае община совпадала с приходом и была подструктурой церковной организации. Здесь можно спорить, ссылаясь на распространение в крестьянской среде старообрядчества и сектантства, некоторой общей тенденции крестьян к раскольничеству. Но в любом случае крестьянская община была религиозной единицей, и как бы то ни было, чаще всего русская крестьянская община была приходом Русской Православной Церкви.

До XVIII века общинаприход обладала значительной автономией и в церковных делах. Именно она строила и содержала приходские церкви и приходской священник не мог быть назначен без одобрения приходаобщины; часто даже кандидатура священника предлагалась приходом.

Если в деревне строилась вторая церковь, община раскалывалась, появлялась две общины, каждая из которых ощущала себя полностью автономной и учреждала свои порядки. Эти порядки были, конечно, похожими на порядки соседей, но принципиальным моментом была сама юрисдикция общины. Дела поземельной общины и прихода никак не разграничивались. Мирской сход, по сути, являлся и органом религиозной общины.

Приход был во многом автономным центром духовной жизни, в дела которого епархиальное начальство вмешивалось минимально.

Таким образом, община оказывалась одновременно религиозной и социальной первичной единицей. Поэтому в менталитете русского народа она была как бы точкой отсчета, центральным понятием. (Теперь уже очевидно, как далеко мы отошли в своих рассуждениях от колхозов.) Причем важно одновременно и то, что община первичная социальная единица (которая, можно предположить, соответствует - или соответствовала - в русском сознании первичному представлению о способе коллективности, коллективе, способном к совместному действию в мире), и то, что это первичная религиозная единица, несущая очень значительную ценностную нагрузку. При всех своих недостатках, связанных и с организацией епархиальной жизни, и недостаточной образованностью священников (они часто были скорее грамотны, чем образованы), и непосредственной материальной зависимостью от прихожан, и в еще несравнимо большей мере - от помещиков, и с несовершенством гражданского законодательства, которое ставило сельское приходское духовенство на очень низкую ступень социальной иерархии, требовало от него выполнение осведомительских функций и запрещало выступать посредником между крепостными крестьянами и властями, лишая тем значительной части авторитета в глазах паствы, - при всем этом "в древнерусском приходе - "мире " - нельзя не видеть своеобразное, подчас наивное выражение набожности народа. Как в избе есть большой угол, так есть он и в деревне в виде часовни или церкви, к которой приурочена вся жизнь окрестного населения ". И в конечном счете, при всем своем несовершенстве приход был "обществом, где люди собирались у одной церкви, чтобы слушать Слово Божее, вместе учиться, спасаться, чтобы не погибла душа брата ". Эта идеальная картина, правда, со временем все более омрачалась.

Означает ли совмещение в общине функций первичного социального и религиозного единства сакрализацию общины? Это вопрос непростой. Любое социальное образование ценностно значимое в сознании людей так или иначе сакрализируется, часто имплицитно. Можно привести немало примеров сакрализации семьи, этнической группы, государства.

Поскольку общину можно сопоставить с минигосударством, для нас важен последний пример - механизм сакрализации государства. Он дает нам основание и для серьезных аналогий. У римлян эта сакрализация была явной и стояла в основании римской религиозности; вся официальная религия Римской империи была государствоцентрирована. У византийцев, наследников римлян в том числе и в отношении имперской идеологии, дело обстояло совершенно иначе. Византия имела мощнейшую государственность и соответствующую ей по утонченности и разработанности государственную идеологию. Но сколь не значимо для византийцев государство, оно само по себе для них отнюдь не священно. Значение империи для византийцев огромно, но только в качестве образа, иконы Царствия Божия, его "имитации ". Провозглашалось, что любой византиец, даже самого низкого происхождения, может и должен убить императора, если тот является отступником от Православия. Отступившая от Православия империя также в глазах византийцев лишается всякого смысла. Сохранять государственное могущество ради него самого и ради любых благ, которое оно приносит, - для византийцев нонсенс. Это можно утверждать определенно, ибо византийцы совершили выбор в истории и добровольно погубили свою империю. Во времена наступления османских полчищ византийцы решали вопрос: прибегнуть к помощи католического Запада, поступившись чистотой веры (примером чему была Флорентийская уния, подавляющим большинством византийцев отвергнутая), но сохранив свою государственность, или сохранить чистоту Православия и попасть под власть турок, которые резали и жгли, но оставались в то время равнодушными к религиозным вопросам. Византийцы выбрали второе. Гордым византийцам нелегко дался этот выбор. Сжав зубы, они осуществили то, что называлось "translatio Imperii ", передав важнейшие святыни и символические права Римской империи России, а себя отдав на позор и уничтожение.

И в Византийской, и в Российской государственных идеологиях множество примеров чего-то подобного сакрализации государства, но это отнюдь не означает, что государство превращалось в самодовлеющую ценность. Государство могло почитаться священным только как носитель религиозной истины. Поэтому в конечном счете государство, если так можно выразиться, инструментально.

Теоретически все сказанное относится и к общине, тем более, что русская поземельная община, очень вероятно, имеет византийские корни. Будучи основной формой социальности русских крестьян она, конечно, приобретала в их сознании определенные сакральные черты, примеров чего немало - в частности, челобитные "миру ". Но сакрализация эта имела свои пределы, заданные ценностной системой русских крестьян, которая формировалась пусть не под исключительным, но под значительным влиянием Православия. Община приобретала религиозное значение поскольку была церковным приходом и теряла его поскольку переставала им быть. В этом случае происходило превращение общины в самодостаточную сущность, что оказалось для нее фатальным. Форма подменила содержание.

В течении всего XIX века религиозность в крестьянской среде падает быстрыми темпами. Проанализировав исповедальные ведомости, историк Б. Г. Литвак, замечает, что "процент не бывших у исповеди "по нерадению " в 1842 году составил 8,2 % среди мужчин и около 7,0 % среди женщин. Через пять лет, в 1852 году, 9,1 % и 8,05 % ". Но массовый отказ от исповеди наблюдается немного позднее. В 1869 году в своем очередном отчете священник села Дмитровское Звенигородского уезда Московской губернии Иоанн Цветков сообщал: "Из числа 1085 человек мужского и женского пола прихожан находится только по исповедальной записи исповедовавшихся и святых Христовых Таин приобщившихся 214 человек, не бывших у исповеди остается 871 человек ", причем записных раскольников он числил только 45 мужчин и 72 женщины. По свидетельству этнографов, нравственное состояние русских крестьян в начале XIX века было много выше их нравственного состояния в конце XIX века. Весь XIX век гораздо более языческий, чем век XVII и XVIII. Исчезает "народная интеллигенция ", по выражению Глеба Успенского.

С приходом к власти большевиков, когда общинники поделили между собой помещичьи земли, всем интересовавшимся крестьянской жизнью казалось, что наступил расцвет общины. Сбылась вековая мечта: "черный передел ", всероссийское поравнение. Революционеры вроде бы выполнили то, что обещали: дали землю тем, кто ее обрабатывал.

Возрождалось все: трудовое право крестьянской общины, ее самоуправление, ее внутренняя структура связей, но при этом община теряла свой смысл. Что бы ни случалось раньше в русской истории, народ всегда продолжал чувствовать себя хранителем истинного благочестия, и все, что он совершал (ошибался он или нет, но субъективно всегда было так), он совершал не только и не столько ради своего биологического выживания, а для сохранения Православия. Теперь же община превратилась в самоцель. Она перестает быть приходом. Русские крестьяне получили землю от безбожного правительства и были довольны.

А уже затем, социальная организация, не имеющая идеальной подоплеки, рушится при применении к ней насилия, у нее исчезает внутренний стержень. Почти сразу же после того, как община перестала быть приходом, она перестала быть и органом самоуправления, оказалась загнанной в железные тиски колхозного строя.

Применительно к русской общины нет необходимости обсуждать социальноэкономические причины ее распада. Дело до естественного распада просто не дошло. Свои последние полстолетия община как социальный и хозяйственный организм и система самоуправления все время укреплялась. Поэтому корректно говорить только о культурноценностных причинах ее распада. Социальный организм утратим то ценностное значение, которое было за ним закреплено.

Сама же по себе община никогда не была в русском менталитете самостоятельной ценностью. Она была удобной формой низовой социальной организации применительно к тем ценностям, которые исповедовал народ. Ее значение, как первичной формы социальности, огромно, но это значение относится к плану способа действия, а не цели действия. Каждый человек имеет определенные когнитивные формы восприятия мира, восприятия своего собственного действия, представление о допустимых и возможных способах действия. Это относится, с известными оговорками, и к коллективу людей. Причем в различных культурах заложены и различные представления о коллективности. Поскольку для значительного класса русского народа образ "мы " практически совпадал с общиной, понимаемой прежде всего как форма суверенитета данного коллектива и определенная структура их взаимоотношений (говорить о которой подробно не позволяют рамки данной статьи), мы можем утверждать ключевое значение общины в картине мира русского крестьянства. Но это значение мгновенно улетучивается, когда оказывается, что это "мы " не наполняется и не может наполниться идеальным содержанием. Ведь этническая картина мира - это, говоря схематично, наложение бессознательных представлений, касающихся способа и характера действия человека в мире (образ "мы " относится именно сюда) и ценностных доминант народа. Бессознательные когнитивные и поведенческие образы материализуются в качестве воплощения ценностных доминант принятых народом (или какимто слоем, классом внутри народа). Исчезает ценностная доминанта и социальная структура "умирает ". Она не может более осуществлять свой суверенитет, быть субъектом права, ибо право всегда имеет некий ценностный источник. Теряется то идеальное основание, которое служило базой для мирского самоуправления. Община из субъекта политики превратилась в ее объект и таким образом трансформировалась в свою противоположность - колхоз.

Соколов П. П. О значении приходов до XVIII в. Ярославль, 1895, с. 26.

Иеромонах Михаил. Маленькая церковь. Священник и его прихожане. М., 1904, с. 33.

Литвак Б. Г. Крестьянское движение в России в 17731904 годах. М.: Наука, 1989, с. 206.

Цит. по: Литвак Б. Г. Крестьянское движение в России, с. 206.